Я все равно не понимала.
– У Козельска есть месяц, когда к нему не подойти и от него не уйти. Это время половодья. Если загнать татар в эту ловушку, то им придется сидеть и есть кору с деревьев.
– Они конину едят.
– Тем лучше, сожрут своих лошадей, легче их бить будет. Каждая потерянная лошадь – это потерянный всадник. Ты же помнишь, как била коней сама.
Это я помнила, но, оглянувшись вокруг, засомневалась, вокруг стоял укутанный снегом и замороженный лес.
– До половодья еще так долго.
– Как и положено – с конца марта по май. В самом начале апреля вода подниматься начнет, надо успеть до этого времени. Это уже скоро, нам же еще надо догнать, найти, испугать и заставить пойти за собой.
– Вятич… но ведь Козельск погибнет. Неужели это мы приманим сюда монголов, чтобы они вырезали весь город?
– Значит, надо суметь приманить, а город спасти. Вернее, горожан, стены можно и восстановить.
– Все равно я его убью.
– Тьфу ты! Думай вон лучше о князе, чем о Батые.
– Откуда ты про князя знаешь?
– Настя, ты столько раз меня спрашивала, спасутся ли наши под Коломной, что если бы и не знал, догадаться нетрудно.
– А все же знал?
– Анея сказала.
Мы уже пришли, и я встретила настороженный взгляд Романа, ему явно не слишком нравилась моя дружба с Вятичем. Глупый, Вятич мне брат, старший брат, с которым не страшно и очень надежно.
Нам долго рассиживаться нельзя, потому пошел разговор об оружии, смене коней, запасных лошадях, о сборах в дорогу.
– Я с тобой!
– Куда? – изумленно уставился на меня Роман.
– Батыя убивать.
Мне было даже странно, что он спрашивает. Сам-то не на курорт небось.
– Настя, то не женское дело, здесь, в Козельске, жди.
Видя, что я не собираюсь соглашаться, князь даже головой помотал:
– Виданное ли дело, чтобы боярышня воевать ходила?
– Я воевала! Вятич, скажи ему, я же воевала!
Но сотник вдруг тоже помотал головой:
– Настя, Роман прав. В Козельске тоже есть много чем заняться. Будешь вон моих мальчишек учить, пригодится.
– Мальчишек, говоришь? Нет, я поеду вместе с дружиной! У меня боевой опыт, какого у твоих мальчишек нет и быть не может. Я полтора десятка татар убила, не считая тех, что в Рязани. – Мой напор был таким, что князь готов был сдаться, и тут я сама все чуть не испортила, начав уговаривать. – Ну Роман, ну миленький, возьми меня с собой, а? Я правда мечом биться уже хорошо могу, и волосы вон обрезаны…
Анея, не сумев сдержать улыбку, отвернулась. Лушка в этот миг даже шею вытянула, чтобы чего не пропустить, глазами она просто поедом ела князя. Я понимала, что это значит, стоит ему согласиться, и от моей сестрицы не отвяжется тоже. Но я – это одно, а Лушка совсем другое.
Роман, почувствовав мою слабину, тут же дал задний ход:
– Нет, сиди в Козельске.
Но он в отличие от Анеи и Вятича просто не знал, с кем связался, я немедленно уперла руки в бока и заорала:
– Что?! Ты смеешь отказать Деве Войны?!
– Кому? – опешил Роман.
– Да, я Дева Войны!
Глаза Лушки почти покинули пределы ее век, они уже определенно таращились на меня со лба. Но на такие мелочи, как изумление моей сестрицы, в данный момент обращать внимание не стоило. Однако сзади раздался насмешливый голос Вятича:
– А ты разве не Никола?
Я замерла всего на миг, снижать напор нельзя, махнула рукой:
– Одно другому не мешает.
Вятич замотал головой:
– Лучше соглашайся, князь Роман, все равно же поедет.
– А кто ее глупую голову там беречь станет? – усмехнулась Анея.
– Я, кому же еще.
– Ой, Вятич, миленький, береги мою глупую голову, пожалуйста, мне с тобой так спокойно…
– Если ты пообещаешь мне слушаться.
– Обещаю! – Самое идиотское, что я могла сделать, – встать по стойке «смирно» и приложить руку к воображаемому козырьку. Что я и сделала, вызвав полнейшее изумление у всех.
Анея махнула рукой:
– Вот навязала на свою голову.
– Анеечка, миленькая, ты сделаешь для меня оберег?
– А твой где?
– Я… мы Коловрату отдали.
На вопросительный взгляд Анеи Вятич ответил согласным кивком. Роман стоял, переводя взгляд с одного на другого, потом не выдержал:
– Что это вы Коловрату отдали?
– Анея мне оберег против стрел и мечей сделала, я его Евпатию отдала. Кажись, помогло.
Мысленно я отметила, что стала говорить, как все, во всяком случае, дома, в Москве у меня выражения «кажись» не наблюдалось.
– Вот в чем дело… Значит, и у меня тоже… Анея Евсеевна, а еще сделать можешь?
– Сколько смогу – сделаю, но не на всех.
– Настя, но если ты будешь сама под меч головой лезть, никакой оберег не поможет. У тебя цель была, выжить, и оберег пригодился. Он бесполезен для тех, кто зря рискует.
– Вятич, я не буду рисковать зря, обещаю. Я в Рязани слово дала убить Батыя и пока не сделаю это, не остановлюсь.
Роман усмехнулся:
– Так тебя к Батыю и пустили.
– Но ты же убил Кюлькана?
– Батый не Кюлькан, он в бой не полезет.
– Откуда ты знаешь?
– А откуда ты знаешь, что я убил и что это был Кюлькан?
– Знаю!
– Ох и язык у тебя, Настя.
– Вот лучше не спорить, а согласиться меня взять в дружину. Я там болтать не буду! – быстро заверила я.
Собирали нас основательно. И оружие подновили, кому требовалось, и коней дали хороших, я оставила себе Славу, с которой мы подружились, а заводной все же взяла Зорьку. Кобылы между собой не слишком дружили, но я с ними не церемонилась. Главное, что кузнецы день и ночь подгоняли под нас железные маски, которые здесь называли личинами. С моей Микула старался особенно, она не должна была задевать шрам, иначе ношение ее превратится в муку, а рана снова откроется.
Распределив дружинников по десяткам, каждому определяли, что везти из клади, обоза-то не будет, значит, все с собой. На десяток брали медный котелок для варева, еще один чуть поменьше с узким горлом – для взвара, скручивали кожаные, пропитанные жиром, чтобы не промокали, палатки, по одной на десяток, спрячут, если уж очень сильная метель или дождь, в старательно выделанных желудках медвежий и гусиный жир, отдельно вяленое мясо, умопомрачительный запах которого стоял над всем Козельском, в мешочках сушеные яблоки и груши, не все же водичку пить, сушеная рыба, полбяная мука, чтобы было чем варево заправить, и какие-то порошки. Я поинтересовалась, что это, Анея показала: