Это дало нам возможность развернуться и приготовиться к появлению татар. Мы прекрасно понимали, что они не остановятся и немного погодя пойдут в атаку на нас уже большими силами. Что делать дальше, я просто не знала, потому сразу обернулась, ища глазами князя. Теперь мы поступали под его командование.

И тут… свет померк в моих глазах, потому что я увидела Романа Ингваревича и мгновенно поняла, что это конец. Князь был ранен, он держался в седле, видно, из последних сил. Подскочили дружинники, помогли сойти с коня. Я тоже кинулась к нему:

– Роман!

– Татары… не должны знать… что я по… погиб…

Каждое слово доставалось ему с огромным трудом. Я пыталась заставить замолчать, чтобы берег силы, но Роман остановил:

– Не перебивай… тяжело говорить… Настя, я любил тебя… живи… Возьмите мой шлем… нельзя, чтобы татары знали, я меня… убили…

– Роман, миленький, не умирай, слышишь, не умирай!

Я орала еще что-то, даже не понимая, что. Наверное, моя истерика над погибшим князем продолжалась бы до вечера, но донесся крик:

– Татары!

Решение пришло мгновенно. Уже через секунду дрожащие руки цепляли застежку плаща. Роман прав, татары не должны знать, что он погиб! Шелом с личиной пусть будет мой, а вот плащ княжеский.

– За мной!

Вряд ли все поняли, что произошло. Даже то, что Роман смертельно ранен, узнали еще не все, а уж о моем самозванстве тем более. Но сейчас это оказалось не важно, из-за леса между оврагами выворачивала татарская конница. На наше счастье, это не была тяжеловооруженная конница Батыя или Субедея – кешиктены, с теми бы не справиться. Я вспомнила Евпатия Коловрата и заорала:

– Охватить подковой и бить сверху!

Опыт боев с такими всадниками у меня за последние месяцы имелся уже приличный. У моей Славы тоже, она научилась не хуже монгольских коней кусаться и даже лягаться. А уж уворачиваться лучше нее не умел никто. Но сейчас нам нужно было не это, мы со Славой мчались вперед во главе, и вовсе не потому, что я по глупости затесалась в первых рядах, как было в самом первом бою, а потому, что вела дружину за собой!

И снова «Й-е-ха…» Когда успела схватить второй меч-то? И не заметила. Отлично, я вам сейчас покажу! Время явно замедлилось. Все, как я когда-то мечтала: удар налево – за Романа! Направо – за отца! Налево – за Вятича! Направо… налево… направо… Люди, кони, неважно кто, лишь бы убить, лишь бы еще одного, потом другого, еще и еще… Я мечтала превратиться в автомат по уничтожению ордынцев? Вот теперь получилось, да еще как.

И вдруг… никого, вернее, только спины удиравших татар. Растерянно оглянулась и увидела, что все поле позади усеяно трупами коней и людей. Мы побили татарскую сотню. Со злости побили так легко и быстро, что даже сами осознать не успели. Кажется, не одна я просто рубила налево и направо.

Снова собрались у тела погибшего князя. Я слезла с лошади, едва держась на дрожащих ногах, но в голове билась еще одна мысль: «Почему нет следующей атаки татар?» Долго думать не пришлось, кто-то из дружинников показал в сторону Козельска. Обернувшись, мы увидели столб черного дыма, поднимавшийся над лесом. Козельска больше не было.

– Татары жгут Козельск? – тихо спросил кто-то.

– Нет, это наши жгут татар в Козельске, потому и нет следующей атаки. Им не до нас.

– Как это «жгут»?

– Облили все горючей смесью и подожгли, когда татары ворвались в город.

– А сами?

Я только пожала плечами, с ужасом думая, что в этом аду погиб и Вятич. Но нам нельзя задерживаться, не ровен час, татары очухаются и снова пойдут в атаку. Теперь я ученая, знаю, как прятаться, хорошую школу прошла у Евпатия Коловрата. Потому с трудом поднялась на ноги:

– Князя на его коня, и вперед. Там похороним с честью.

Удивительно, но меня послушали.

От наскока со всех сторон татары опешили, а потому просто пропустили момент, когда можно было за выскочившей конной дружиной прорваться внутрь, ворота снова закрылись, и крепость сдаваться явно не собиралась. Значит, и там есть защитники? Сколько же их, если вокруг одни урусы? Поневоле поверишь, что их мертвые встают и снова идут в бой. Но невозможно же каждому отрубать голову? Эмиру Урману даже отрубили, а он снова жив…

Субедей даже нормального приказа отдавать не стал, просто зло ощерился как псам:

– Взять!

И тумен рванул по мосту в сторону крепости. Наступил тот миг, когда взять могли уже вообще голыми руками, настолько были злы на урусов. По мосту покатили большой таран, чтобы разбить ворота. Побежали рабы с огромными щитами для защиты тех, кто будет управлять тараном. Уже тянули камнеметные машины… Самая большая с трудом прошла по мосту, потом застряла на дороге, ведущей к воротам. И снова монголы костерили хитрость урусов на чем свет стоит, потому что все пространство перед стеной было изрыто огромными канавами, в которые легко проваливались колеса камнеметных машин, ломали ноги лошади. Да и пешим было трудно тащить лестницы, то и дело спотыкаясь и падая.

Но, осознав, что в крепости просто не могло остаться много защитников, татары штурмовали ее особенно рьяно.

Глава 8

Вятич отдал страшный приказ:

– Нам больше незачем защищать Козельск, нужно позволить татарам ворваться в город.

Но удивляться этим словам было некому, в городе действительно, кроме двух десятков защитников, никого не осталось. Все облито черной жижей с противным запахом, подготовлены факелы, Козельск готов для «сдачи». Теперь нужно только позволить татарам прорваться через ворота и, впустив их побольше, поджечь раскиданные по всему городу тряпье и сено.

А очухавшиеся осаждающие уже пошли на штурм. Вятич улыбнулся, это хорошо, отвлечет их от погони за конной дружиной. Со стены он видел, что Насте удалось уйти за лес, что туда же прорвался и Роман со своими. Значит, все в порядке, оставалось только выполнить свою задачу. Но сотник вдруг почувствовал, что ему совсем не хочется умирать, даже после того, как Настя спаслась и теперь рядом с Романом, жизнь все равно оставалась желанной.

Он посмотрел вниз на возившихся с большим тараном татар. Врете, мы еще повоюем! Настя права, пока жив Батый, они умирать не имеют права.

Рядом на стену вскарабкался Илларион.

– Ты чего здесь? Гляди, чтобы стрелой не сшибли.

– Сейчас тараном бить будут?

– Да, похоже.

– Вятич, тебя как звать-то?

Сотник несколько секунд смотрел на священника и вдруг рассмеялся:

– Андреем.

– А по батюшке? Не Воронович же?

– Нет, я Андрей Ильич, а Ворон меня только воспитал. У него своего сына такого же возраста вместе с женой сожгли.

– Храни тебя Господь, Андрей Ильич, – Илларион широко перекрестил Вятича и стал спускаться вниз.