– Полисть!.. – Его крик заставил женщину обернуться. Но она только махнула рукой и пошла дальше.
Остальные замерли, лед уже трещал под ногами Полисти. Куда она?! Рус кубарем покатился вниз, ломая по пути ветки и мелкие кусты, метнулся на лед, не обращая внимания на треск.
Поняв, что муж догоняет, Полисть поспешила, она уже бежала, скользя и едва не падая.
– Полисть, стой!
Это было последним, что мог крикнуть Рус. Лед под ним самим проломился, а Полисть исчезла в полынье. Оказавшись в ледяной воде, женщина вдруг ужаснулась содеянному и попробовала выбраться. Но не тут-то было, в ледяной воде свело не только ноги, но и дыхание. Чуть побарахтавшись, Полисть пошла ко дну.
Рус бежал, на ходу сбрасывая верхнюю одежду, провалился, нырнул следом и только успел углядеть темное пятно опускавшегося вниз тела. Течение поволокло Полисть в сторону от полыньи. Выныривать и вдыхать было некогда, Рус вспомнил свое долгое сидение под водой, напрягся и, оттолкнувшись, все же добрался до жены. Но они оказались довольно далеко от свободной воды, потому потребовались отчаянные усилия, чтобы вернуться до нее и вынырнуть. Рус с усилием приподнял Полисть над водой, чтобы хоть чуть глотнула воздуха, и почувствовал, что все зря, жена мертвым грузом повисла в руках. Но бороться он не перестал: вытолкнул Полисть на лед, сам оставаясь в воде. Ему выбираться нельзя, тонкий лед не выдержал бы обоих.
А навстречу уже осторожно продвигались Даля с Порусью, распластавшись и толкая перед собой большие ветки.
– Держись, Полисть, тебя вытащат.
Но призыв был ненужным, женщина не шевелилась. К ней подползла Порусь, потому как была самой легкой из всех, находившихся на берегу, как клещ вцепилась в одежду Полисти и потащила к берегу, с трудом отталкиваясь от скользкого льда. И все же лед проломился и под ней. Тогда Порусь, уже по грудь в воде, принялась толкать женщину перед собой. Ноги и руки сводило от холода, но Порусь не замечала ничего. Чуть ближе к берегу девочке бросились помогать и остальные. Конечно, лед проломился окончательно, и последние шаги добирались уже по колено в воде.
От жилья, услышав крики, к ним бежали мужчины. Рус выбрался из воды сам, но в тепло, как требовали, не ушел. Он склонился над бездыханной женой:
– Зачем, Полисть?..
Если честно, то ни для кого не было секретом зачем – чтобы освободить мужа. Но тот не рвался на свободу, Полисть зря выдумывала себе разные глупости.
Кончилось все тем, что Полисть похоронили, но Рус этого не видел. Барахтанье в ледяной воде не прошло даром, и он слег в горячке. В бреду уговаривал Полисть не ревновать, не уходить, оставляя его одного…
Немного пришедшая в себя после купания в ледяной воде Порусь поила его отваром, вытирала горячечный пот с чела и с тоской слушала бормотание. Ну почему она так мала и нехороша собой? Князь полюбил красавицу Полисть и даже глазом не вел на нее саму, больше похожую на тонконогого недавно рожденного олененка, чем на девушку. Порусь вспоминала, как они рядом лепили горшки и у Руса не сразу получалось, как собирали вместе с Илмерой травы еще два года назад, а Рус совал свой любопытный нос, смеша сестру, как однажды вместе плели большой жгут из кожаных полосок, держа за разные концы. Порусь не удержала, и жгут скрутился кольцами, пришлось долго распутывать. Рус смеялся над корявыми руками девочки. Небось над Полистью не смеялся… Даже тогда, когда у той совсем не получалось или выходило плохо, не смеялся. Родовичи это видели и понимали, что князь любит, потому готов простить жене даже ее бесплодие.
Он-то готов, да оказалась не готова сама Полисть, утопилась, чтоб не мешать.
Порусь вздыхала: что теперь будет с Русом?
Гибель жены действительно сильно повлияла на Руса, до самой весны он почти не выходил из жилища. Только жил теперь у Вукола, день и ночь стуча рядом с ним по камням и шлифуя свои поделки. Молчаливый Вукол ни о чем не спрашивал князя, да и что говорить, все ясно. Русу не напоминали о Полисти, сам он тоже ничего не говорил. Но родовичам очень не хватало его задорного смеха, его любопытства, его уверенности в том, что все будет хорошо.
Не раз приходил к Вуколу Словен, садился рядом, подолгу молчал. Иногда и себе брал какое дело, но чаще просто сидел, уставившись на огонь очага.
И все же Вуколу надоело тяжелое молчание, день за днем висевшее в доме. Одно дело не болтать, когда работаешь, и совсем другое вот так – мрачно и безысходно. Искоса посмотрев на князей, каждый из которых елозил наконечником по шлифовальному камню, он вдруг спросил:
– Рус, ты умер?
– Чего?! – вскинул голову тот.
– Я спрашиваю: кто из вас утонул, Полисть или ты?
– Ты что, Вукол? – вытаращился на коваля Словен.
– А лучше б утонул! – тот вдруг швырнул в сторону незаконченный наконечник. – Чем сидеть вот так живым мертвецом день за днем!
Он встал, поворошил в очаге, снова сел напротив младшего князя.
– Рус, у меня женка и трое деток в огне погибли, ты должен помнить. Думал, с ума сойду и жизнь кончилась. А вот не кончилась она! До сих пор продолжается, и я для людей много полезного сделал.
Что-то в лице Руса изменилось, он словно очнулся ото сна, слушал Вукола уже чуть виновато. А тот продолжал:
– Рус, ты людям нужен! Все уж забыли, как князь смеется.
– Не могу я смеяться!
– А ты и не смейся, только не хорони себя вслед за Полистью, твой срок не пришел, князь.
Нельзя сказать, чтоб после того Рус стал веселее или принимал участие в общем разговоре, но людей не чурался. Поговорил с ним и Тимар:
– Чего ты боишься, Рус?
– Виню себя.
– В чем?
– Полисть не уберег.
– Дурное она сделала, очень дурное, но в чем твоя вина?
– Знаешь, почему сделала?
– Что деток у вас не было? Так ведь ты ее в том не виноватил?
– Нет, она сама себя.
– Старался сказать, что любишь и без деток?
– Говорил, да, видно, плохо, не верила, все ревновала.
Тимар долго молчал, потом вздохнул:
– Рус, всякое наше слово может кого-то обидеть, даже если мы о том не думаем. Не верю, что ты обдуманно когда-то Полисть укорил…
– Да не укорял я! Ни обдуманно, никак не корил! Наоборот, твердил, что люблю, что дорожу ею. А она ревновала без дела…
– Знаю, видел. Вот потому и не вынесла.
– Но не мог же я сиднем сидеть подле нее только?
– Не мог. А теперь чего сидишь?
Рус вытаращил глаза на волхва:
– Сижу…
– Вот я и спрашиваю: чего сидишь-то? Жизнь не закончилась, Рус, выходи к людям.
Но беда никогда не ходит одна. Пришла в Род и другая…