– Мы с Мюратом родим вам наследников!
Наполеон действительно почти с тоской смотрел на растущий живот сестры и однажды поинтересовался, не желает ли Жозефина еще раз съездить в Пломбьер.
Это было уже дурным знаком, очень дурным. Успокаивало только одно – у Наполеона и впрямь не было детей.
Жозефине очень хотелось ехидно поинтересоваться у мужа, почему Полина Фуре не родила ему крепкого мальчугана, но женщина сумела справиться с минутным порывом, прекрасно понимая, что такого вопроса муж ей не простит.
Глядя на прогуливающуюся с гордо выпяченным животом Каролину, она горько усмехнулась:
– По крайней мере, я знаю, что у него не будет незаконнорожденных детей.
Знать бы, как ошибается.
И вот в январе 1801 года Каролина родила, как и обещала, сына! Роды были трудными и долгими, но она справилась. Малыш у Мюрата и Каролины получился совершенно очаровательный. Назвали его Ашиллем Шарлем Наполеоном.
Крестными родителями мальчика стали сам Наполеон и Гортензия.
Вот уж кого Каролине вовсе не хотелось видеть, но она улыбалась, старательно изображая счастье.
– Ах, у меня сын! Да еще какой! Ты доволен, братец, что я родила нашей семье наследника? Что делать, если Жозефина уже ни на что не способна, женский век короток. Я думаю, нам с Мюратом тоже следует поторопиться родить еще парочку сыновей, а то состарюсь, как твоя супруга…
Хорошо, что Жозефина не слышала всех этих разглагольствований, перед ней Каролина изображала просто счастливую мать безо всяких намеков, прекрасно понимая, что уже один вид младенца действует на супругу консула, как красная тряпка на быка.
Жозефина держалась прекрасно, она выражала счастье от рождения племянника, делала богатые подарки роженице и малышу, улыбалась и улыбалась. Но это днем, а ночью подушку заливали горькие слезы.
Сама она была убеждена, что дело в Наполеоне, приходила даже мысль… родить от кого-то другого, но Жозефина старательно гнала такую мысль, понимая, что Наполеон обо всем догадается, да и она сама уже больше не может вот так просто изменять мужу, как было раньше. Постепенно заползал страх, что бесплодна она. Можно сколько угодно обвинять Наполеона, у которого не было детей, но ведь и у Жозефины от Ипполита Шарля тоже не было. И от Барраса не было, и от других…
В результате у Жозефины было все – муж Первый консул Франции, положение первой дамы государства, двое взрослых красивых детей, Мальмезон, где все устроено по ее желанию, сколько угодно нарядов, драгоценностей, свой двор… Было все, кроме спокойствия и надежды на будущее. А без них невозможно счастье.
Наполеон вида счастливой мамаши с ребенком на руках не выдержал, через несколько месяцев спровадил Каролину к мужу в Италию. Конечно, Каролина обвинила в этом Жозефину, заявив, что это происки невестки! Сестры поддержали.
Не только дружбы, но и хотя бы сносных отношений с семьей Бонапарт у Жозефины так и не получалось. Она откровенно презирала провинциалок, так и не научившихся правильно говорить по-французски и вести себя при дворе. Даже наряженные в самые богатые платья и обвешанные драгоценностями, сестры Бонапарт все равно оставались провинциалками. О женах Жозефа и Люсьена, хотя те и были француженками, и говорить не стоило.
Но для Наполеона его семья все равно была самым главным, о чем Жозефине не раз напоминали сами Бонапарты. Та пыталась огрызаться с милой улыбкой:
– Но я тоже семья Наполеона.
Наполеон удочерил Гортензию, чтобы ее мог сосватать высокородный жених. Позже, чтобы Эжен смог жениться на баварской принцессе, он усыновил и Эжена.
Детьми Жозефина могла гордиться, они росли красивыми и разумными. Эжен отличался тактом и порядочностью, что в столь бурные времена было настоящей редкостью. Наполеон очень ценил пасынка.
Красавицей выросла и Гортензия. Сначала боявшаяся и даже не любившая Наполеона, она постепенно прониклась к отчиму искренней привязанностью, что привело даже к некоторым непредсказуемым последствиям.
Гортензия была семнадцатилетней красивой девушкой. Дети Жозефины и Александра взяли все лучшее у матери и отца – стройность, правильный овал лица, красивые глаза, нежный румянец и прекрасную кожу, густые каштановые волосы и очень красивые руки.
Недостатка в поклонниках у Гортензии не было, но она, хотя и была всего на год моложе Каролины, обзаводиться ни мужем, ни любовником не спешила.
Наполеон частенько посмеивался над падчерицей, доводя даже до слез своими расспросами о предпочтениях. Девушка отвергала все его насмешки.
– Ничего, придет время и для твоей любви.
Но иногда Жозефина замечала слишком пристальные взгляды, которые ее муж бросал на падчерицу. Действительно, Наполеон откровенно выделял Гортензию среди остальных, но это не считалось предосудительным, он как отец заботился о девушке.
Вот и сейчас он стоял у окна, наблюдая за бегавшей по поляне падчерицей. Жозефина проследила за его взглядом, поняла, чему так улыбается муж, и тихонько поинтересовалась:
– Тебе нравится Гортензия?
– А? – вздрогнул консул. – Гортензия? Да, она стала красивой девушкой. – И чуть смущенно добавил: – Она так похожа на тебя…
Оставалось сказать: «в молодости», но это произнесено не было. Жозефина поняла недосказанное и вдруг отчетливо осознала, что ее время кончилось! Ей тридцать восемь, молодость безвозвратно прошла, дочь невеста, и ни на какое рождение ребенка надеяться не стоит. Стало невыносимо горько, ну почему все хорошее приходит так поздно?!
Для женщины почти сорок – зрелый возраст, для мужчины четвертый десяток – самый расцвет, Наполеон полон сил, тогда как у нее самой этих женских сил уже просто не осталось. Она улыбнулась вымученной улыбкой и разыграла мигрень, чтобы вдоволь поплакать над своей незадавшейся судьбой.
Она действительно ревела без остановки, к утру стало легче. Нет, Наполеон любит ее, несомненно любит, конечно, не так, как раньше, теперь любовь стала спокойней, заботливей… Подумав о заботливости, Жозефина снова разрыдалась, ведь так же он заботится и о матери. Нет, она ничего не имела против заботы Наполеона о мадам Летиции, просто сознавать себя уже не столько любовницей мужа, сколько просто матроной рядом с ним было трудно.
Он стал заглядываться на молоденьких девушек возраста ее дочери. Только женщины могут понять, что это за мучение, когда собственная красота вянет с каждым днем все скорее, а муж, который моложе, в расцвете сил и смотрит на ровесниц дочери!
Утром принесли записку от Наполеона, интересующегося ее здоровьем.
«Как твоя мигрень? Я не стал беспокоить тебя рано утром, когда вынужден был уехать.
Ты должна жалеть себя и не проводить столько времени в веселье. Мы с тобой уже не те, не равняйся на молодежь…»
И снова она рыдала, потому что только вчера он сам бегал с молодежью наперегонки, падал, вскакивал, хохотал как сумасшедший и совсем не вспоминал о своем возрасте. Он бегал, а она сидела на скамейке и смотрела на это веселье.