Сколько стоял так, уставившись, не знал. А толпа все росла, добрая половина Шинона сбежалась приветствовать Деву.
Потрясенный Жиль пытался понять, где были его глаза?! Как он мог проглядеть Божью волю?! Кто же она, если не Дева? Настырная девчонка из лесов Лотарингии, невесть как добравшаяся до Шинона, чтобы спасти Орлеан и Францию и короновать «милого дофина», которого милым никто, кроме нее, не зовет, даже собственная жена! Ей ничего не нужно, только выполнить волю Голосов, которые поведали, что Дева из предсказаний – она сама… А он? Жиль едва не схватился за голову. Он старался доказать, что и в этой чистой душе есть пятна!
Жанна наконец увидела своего наставника и беспомощно закрутила головой, прикидывая, как бы выбраться из толпы поскорее, ведь барон Жиль де Ре ждать не любит… Но в следующее мгновение растерялась еще сильнее, потому что в глазах Жиля были не насмешка или приказ, а… восхищение.
И вот теперь Жиль умчался прочь от Шинона и королевского замка, чтобы кое в чем разобраться. Нет, не в Жанне, в себе. Он уже поверил, что она Дева, тысячу раз укорил себя за долгое непонимание и дурацкое поведение, а теперь старался осознать Божью волю. Почему рядом с Девой оказался именно он? Почему вытащить на свет и учить девчонку должен Жиль де Ре барон де Лаваль, ведь без его помощи и хитрости дофин ни за что не решился бы принять у себя деревенскую простушку. И что ему делать теперь, после прозрения?
Изменилось ли его отношение к девчонке? Да, и не только из-за увиденного на площади. Сначала он стал уважать ее упорство, потом разумность, потом чистоту души. А теперь вот понял, что именно такую – чистую, но весьма упрямую душу – Господь и мог избрать для роли Девы. Жиль почувствовал, что отныне готов отдать за нее жизнь… оберегать каждый ее шаг… защитить от всех… Хотя что ее защищать, она под защитой Господа. Господь не допустит, чтобы в Деву попала хотя бы одна стрела годонов. Но он знал и другое – иногда проще в бою уберечь от стрел и мечей врага, чем при королевском дворе от заговоров. От этой мысли Жилю стало страшно. Он не царедворец, ему претили тайные игры придворных. Значит, Жанну нужно как можно скорее увозить туда, к Орлеану…
Жиль вскочил на коня, не время разлеживаться на траве, глядя в синее небо. Дева права, сколько можно болтать, пора действовать!
Слухами земля полнится, и до Орлеана быстро дошло, что в Шиноне появилась та самая Дева, что, по преданию, должна спасти Францию, а поскольку в спасении прежде всего нуждался их город, то горожане воспрянули духом, увидев в приезде Девы обещанное спасение. Из Орлеана в Шинон спешно поехали те, чьими успехами на поле боя Франция могла по праву гордиться. Правда, были и в их послужном списке промахи, и даже совсем недавно, в «день селедок», когда вылазка из Орлеана позорно провалилась, но не ошибается тот, кто ничего не делает. Орлеанцы простили своим военачальникам одну пусть и позорно проигранную битву, потому что знали – в остальном это боевые капитаны, без которых город давно бы пал.
Не герцог Алансонский все же подвигнул дофина решиться на поддержку Девы, а приезд из Орлеана Ла Гира. Этьен де Виньоль по прозвищу Ла Гир («гнев») бывал в Шиноне довольно часто, как он умудрялся без потерь пробираться через кольцо осады, знал только он сам. Гневливый капитан появился в очередной раз просить дофина о подкреплении для Орлеана, потому как силы осажденного города на исходе, в нем скоро мог начаться мор жителей. Если же падет Орлеан – последний оплот северней Луары, то Францию просто затопит поток английских войск, сдержать его будет неимоверно трудно. Это прекрасно понимал и Карл, а потому, только завидев Ла Гира, понял, что придется поторопиться.
Жанне беспокойного капитана показал Жиль, кивнув:
– Смотри, вот тот, с кем можно идти в атаку на англичан.
Редко слышавшая от барона хвалебные слова в адрес кого-либо, Жанна удивленно вскинула на него глаза:
– Неужели он действительно из самого Орлеана?
– Да, только прежде чем заговорить с ним, заткни уши.
– Как это? Как можно разговаривать с закрытыми ушами?
– Или слушай через слово, большего ругателя, чем Ла Гир, встретить трудно. Твой прекрасный герцог истинный соловей по сравнению с каркающей вороной. И еще: будь осторожней, для разгневанного Этьена не существует разницы между солдатом врага и дамой, убить не убьет, но ругани наслушаешься…
Жанна, уже не раз корившая герцога Алансонского за несдержанность в выражениях, только покачала головой: неужели бывают еще более крепкие ругательства?
Жиль расхохотался:
– Пожалуй, я зря сдерживался рядом с тобой, нужно было осыпать тебя с утра до вечера отборной бранью, чтобы привыкла.
Хорошо, что предупредил, потому как ругательство вроде «тысяча чертей!» оказалось у Ла Гира ласковым словом, остальные были в сотни раз забористей. Но барон с изумлением наблюдал за изменениями, которые начались в Этьене после встречи с Девой. Ла Гир исповедовался! Такого не мог ожидать никто!
– Ты знаешь его любимую молитву?
– Нет.
– Вот послушай, она того стоит: «Господи, соверши для Ла Гира то, что Ты хотел бы, чтобы Ла Гир совершил для Тебя, если бы Ты был Ла Гиром, а Ла Гир Господом».
Жанна в ужасе раскрыла глаза:
– Это богохульство!
Жиль пожал плечами:
– По крайней мере, честно.
– Нет, нет! В таком нужно немедленно покаяться!
– Ла Гиру каяться?! Такого еще никто не видел.
– Будет! – твердо заявила Дева, и беспокойный Этьен действительно, наверное, впервые в жизни, побывал на исповеди. Потрясение испытали все, кто знал капитана, в том числе и дофин.
В первый же день, увидев усиленно хромавшего Этьена, Жанна прониклась к нему особым уважением. Где мог повредить ногу боевой капитан? Конечно, в сражении. В ответ на ее вопрос Жиль скептически усмехнулся:
– Ты так полагаешь? Если бы наш дофин сломал палец, ковыряя им в носу, из этого отнюдь не следовало, что он доблестно сражался с десятком врагов.
Жанна не удивилась, барон привычно охаивает всех, кто оказывается рядом с ней. Но Жиль пояснил:
– Этьен действительно заслуженный боевой капитан и еще не раз себя покажет. Но ногу ему сломала труба, упавшая, когда спал на постоялом дворе. – В ответ на недоверчивый взгляд девушки добавил: – Вот тебе урок – не ложись спать на постоялых дворах, не убедившись предварительно в крепости потолка!
Жанна решила, что это выдумка барона, но оказалось, так и есть. Впрочем, сильная хромота не мешала Ла Гиру гореть ненавистью к захватчикам и успешно участвовать в боях. Он стал настоящим соратником Жанны на предстоящие месяцы.
Ла Гир красочно описывал страдания орлеанцев, их стойкость и мужество, неустанно подвигая Карла к мысли, что пора бы помочь не только на словах. Дофин наконец решил собрать большой обоз с продовольствием и оружием. Это означало начало действий. Многие вздохнули с облегчением: лучше тяжелые бои, чем нудное безделье с бесконечными разговорами. Особенно радовались двое – Ла Гир и Жанна, обоим казалось, что освобождение города близко. Был возбужден и герцог Алансонский, ведь снятие осады города давало надежду выкупить из плена его тестя Карла Орлеанского, мучившегося у англичан уже много лет. Хотя сам герцог по некоторым причинам, которые он предпочел скрыть, в походе на Орлеан не участвовал.