Клеопатра серьезно кивнула:
– Когда богиня Изида воплощается в человеческом теле царицы, та продолжает жить попрежнему.
– Тогда в чем проявляется ее присутствие в твоем теле?
– В духе!
И снова Цезарю хотелось возразить, что это не слишком заметно, но спросил другое:
– Так в ком Изида – в тебе или в Арсиное?
Клеопатра даже ножкой притопнула от такой глупости:
– Она не воплощалась в Арсиное!
– Почему, ведь твоя сестра тоже была царицей?
– Арсиноя не была царицей!
Решив чуть увести разговор в сторону, Цезарь снова поинтересовался:
– А в твоей матери?
– Нет.
– Почему, Клеопатра?
– И в моей бабке тоже! Ни в ком из предыдущих женщин давно нет! Они не проходили обряд в храме Птаха в Мемфисе! Они были царицами только по людским меркам, как жены царей или просто правительницы.
Вот тут он понял, почему Клеопатра так стремилась получить знаки власти из рук ПшерениПтаха в Мемфисе! Это давало право не просто быть правительницей Египта и зваться царицей, это ставило ее на недосягаемую высоту над остальными. Она – живое воплощение богини Изиды!
Цезарь присмотрелся к болтавшим матронам. Интересно, что сказали бы они, узнай о таких претензиях Клеопатры? Конечно, Изида почитаема в Египте и в Греции, но даже просто уравнять себя с любой богиней ни у кого не повернется язык. И тут же Цезарь осадил сам себя: сколь бы ни была Клеопатра самоуверенна, она никогда себя с богиней не уравнивала, всегда подчеркивала, что просто богиня на время ее земной жизни теперь воплотилась в ее теле.
Что произошло с Гаем Юлием при таком размышлении, он не понял сам, но вдруг осознал, что Клеопатра и впрямь словно выше всех этих римлянок с прекрасной родословной. Неужели действительно такое возможно – живое воплощение богини? Вмиг лоб покрылся испариной – а он обрюхатил это живое воплощение! Хотя нет, забеременела Клеопатра до того, как стала этим самым воплощением. А ведь Изида у греков сродни Венере в Риме. Если учесть, что Венера – прародительница рода Юлиев, то Цезарион получался дважды божественного происхождения. Интересно, а рожденный ребенок несет в себе чьенибудь божественное воплощение? Надо спросить у Клеопатры, только осторожно, чтобы не вызвать гнев пусть и живой, но все же богини.
С этого дня он почемуто стал думать о Клеопатре чуть иначе – более уважительно и даже чуть осторожно. Пытался вспомнить, изменилась ли она сама после такого воплощения. Получалось, что вовсе нет: какой была, строптивой, упрямой и немного капризной, такой и осталась. Умом, живостью и жизнелюбием Клеопатра отличалась и до того… Но чем больше размышлял, тем больше верил, что Изида не могла воплотиться в ком попало, видно, Клеопатре судьбой предопределено быть царицей Египта, а ему, соответственно, этому помочь. Смешно, но в какойто миг Цезарь даже чуть загордился, что именно ему выпало сыграть такую роль в жизни живого воплощения богини.
И очень хотелось снова сжать в своих объятьях Клеопатру, живую и страстную, забыв о том, что она богиня! С каждым днем это желание становилось все сильнее.
Он тоже не абы кто, свой род Юлии вели от богини Венеры. Именно ее просил о помощи в бою Гай Юлий, богиня помогла, а он обещал поставить в честь Венеры храм. Теперь принялся выполнять свое обещание. Постройке храма основательницы рода Венеры никто не удивился, а вот еще одна задумка диктатора повергла в изумление многих.
Богиня любви Венера и земное воплощение богини Изиды – почему бы им не стоять рядом? И Цезарь заказал позолоченную статую египетской царицы, чтобы поставить в храме Венеры!
– Цезарь… – лишь растерянно протянула Кальпурния, услышав задумку мужа.
И все. А он сразу вспомнил запущенную в дверь вазу, от которой едва успел увернуться. И обещание Клеопатры собственноручно выцарапать младшей сестре Арсиное глаза. Кальпурния на такое не способна. Хорошо это или плохо?
Женившись на Кальпурнии, Цезарь взял за себя образец добропорядочности и верности, идеальную жену, терпеливую, преданную, спокойную. Даже бывая в длительных отлучках, он мог не бояться за свою честь, а изменяя сам, знал, что Кальпурния все стерпит… Цезарь не ревновал жену, прекрасно зная, что та верна. А если бы сказали, что нет? Однажды задумавшись, он понял, что и тогда не ревновал бы. Он посвоему любил Кальпурнию ровной, почти отцовской любовью.
Зато всего лишь одна мысль, что в далекой Александрии царица Египта делит ложе с кемто другим, приводила Цезаря в бешенство! Хотя какое он имел право злиться? Сам выдал ее замуж, сам научил любить…
Оставив Клеопатру брюхатой, Цезарь и дня не был ей верен, да и не считал себя обязанным делать это. Он бросился в объятия Эвнои так, словно египетской царицы не существовало вовсе! Дочь мавританского царя красива, понастоящему красива. Стройная, знойная… Цезарь с удовольствием занимался с ней любовью. Но и только!
Чем больше проходило времени, тем сильнее ему чегото не хватало, и Цезарь не мог понять, чего именно. Эвноя не менее страстная и умелая, чем Клеопатра, а уж угодить умела, как никто другой. Она выполняла любые, даже невысказанные желания, предвосхищала их. Почему же вопреки неге и блаженству в объятиях мавританской царевны его так тянуло к строптивой египетской царице?
И вдруг Цезарь понял: Клеопатра не только дарила любовь ему, она получала удовольствие сама! Царица не подстраивалась под Цезаря, не заглядывала ежеминутно в глаза, стараясь убедиться, что ему понравилось… не пыталась выглядеть лучше, чем была, или изобразить страсть или покорность. Она жила своей жизнью, и в этой жизни просто оказался на время он, Цезарь. Как и всех остальных вокруг, Клеопатра одаривала его своей неуемной энергией, заражала жаждой жизни, любовью к каждому ее мигу, каждому проявлению. Рядом с любопытной царицей, увлекавшейся всем подряд, и самому становилось интересно. Кто еще мог уговорить его проплыть такое расстояние по Нилу? Или два дня корпеть над математическим папирусом, пытаясь вникнуть в заумную задачу? Или с закрытыми глазами определять на вкус, в каком кубке какое вино, уверенно объявляя, что вот это фалернское, а это явно разбавленное из Греции, чтобы потом по хохоту любовницы догадаться, что во всех пяти кубках было одно и то же… Или… Да мало ли что!
Сколько раз Цезарь с завистью убеждался, что ей с легкостью дается то, чего не может осилить он сам! Конечно, он мудрее и крепче, но математика оказалась не по силам, как и ежевечерние пиры. По утрам Цезарь все тяжелее поднимался на ноги, а ей хоть бы что! Даже беременная Клеопатра была неутомимой. Вот тогда он осознал, что годится этой дикой кошке в отцы! Стало страшно, что наступит миг, когда она и сама это увидит.
И Цезарь попросту сбежал! Ему действительно давно было пора возвращаться в Рим, но ведь поплыл не в Италию… Он сам себе ни за что не сознался бы в этом бегстве, не то что Клеопатре!
Сначала казалось, что удалось, почти забыл неугомонную царицу, но шло время, и все вернулось. Возвратилась тоска по ее низкому грудному голосу, ее смеху, ее любопытному крючковатому носу… И неожиданно пришло решение: он не только поставит Клеопатре статую рядом со статуей Венеры, он позовет ее в Рим! Если не забыла, если откликнется, то в Риме царице будет оказана величайшая честь как правительнице сильного государства! Увидеть хоть ненадолго, сжать в объятиях, почувствовать ее страсть…