Богата? Да, конечно, но это не обязательно, умная женщина способна заставить оплачивать свои прихоти любовников, можно даже не одного. Мужчины любят соревноваться меж собой не только в своих мужских увлечениях, но и в безрассудствах, творимых в угоду своим пассиям.
Еще до начала беседы Сервилия для себя решила, что Клеопатра не слишком умна, иначе не приехала бы в Рим, понимая, что ничего здесь не получит. К тому же притащить с собой малолетнего мужа!.. А если она на чтото рассчитывает, то к тому же и наивна. Наивная, не слишком красивая женщина в Риме никому не нужна даже при большом богатстве.
– Еще мы говорили с Цицероном о твоем, Сервилия, брате Катоне. Он очень лестно отзывался о его способностях и душевных качествах.
Клеопатра чуть схитрила: Цицерон не желал говорить ни о ком, кроме самого себя, Катона он упомянул лишь как пример служения обществу, но похвалив.
От этих слов Сервилия напряглась, как струна. Младший брат был противоположностью своей сестре, он действительно обладал широкой душой, настолько широкой, что и сам его дом был всегда открыт настежь. Раздавать деньги друзьям и просто нуждающимся для Катона было правилом. Эту способность жертвовать собой и своими средствами ради всеобщего блага очень ценил в нем Цицерон, хотя сам деньгами не разбрасывался. Написание биографии Катона помирило бывших давнымдавно в ссоре Марка Брута и «совесть Рима» Цицерона.
Сервилия высоко ценила разум и ораторское искусство Цицерона, но бывали минуты, когда ей, как и Фульвии, очень хотелось попросту выцарапать этой «совести» глаза. Правда, у матроны хватало ума не выдавать своих мыслей.
Но сейчас Сервилию поразили не слова о брате, а то, что Цицерон счел нужным разговаривать о Катоне с этой чужестранкой! Цицерон вообще не всякую женщину сочтет достойной долгой беседы.
– О чем же еще вы беседовали с Цицероном?
– О многом. О греческой поэзии, о греческих философах, о математике…
– О чем?! – вытаращила на египтянку глаза Фульвия.
– О математике. Хотя, признаюсь, Цицерон не слишком в ней силен. Гораздо лучше он осведомлен в истории, философии и стихосложении.
Женщины переглянулись, у всех на языках вертелся один вопрос: откуда сама Клеопатра осведомлена в математике и философии?! Та, видно, поняла без слов, рассмеялась:
– Я много читала в библиотеке Мусеума.
Разговор както сам собой зашел в тупик. Матроны попросту не знали, о чем беседовать с царицей, знакомой с математикой. Большинство из них таковую воспринимало только на уровне цен у ювелиров. Ситуацию решила спасти Сервилия, она усмехнулась:
– Неужели в Александрии столь скучно, что девушке приходится проводить время за чтением папирусов? Чем вы еще занимались дома?
Клеопатра усмехнулась:
– В Александрии достаточно весело, а к чтению папирусов меня пристрастил отец. И математика прекрасно развивает логическое мышление.
– Зачем женщине логически мыслить? – Фульвия смотрела на царицу даже с некоторым сожалением. Бедняжка, неужели она вынуждена под пристальным вниманием отца заниматься логикой? Этого требуют в Риме только от юношей, готовя их к публичной деятельности!
– Я не просто женщина, а правительница, которая обязана знать, чем живет и как развивается ее страна.
– Но для этого есть мужчины! Советники, наконец…
Клеопатра хотела сказать, что однажды такие советники добились изгнания ее из страны и теперь ей таковые не нужны, но благоразумно промолчала.
А матроны дивились – царица определенно не из их мира! Конечно, женщина должна властвовать, но только на уровне власти над мужчинами. Чем больше власти у подчинившегося ее красоте мужчины, тем больше и у самой женщины. Дело красавицы развлекаться и приказывать, дело влюбленных мужчин – подчиняться и выполнять ее прихоти. Женщины могут соперничать меж собой, отбивая друг у дружки любовников, могут делать гадости, даже сживать соперниц со света, но не заниматься же разными хозяйственными делами?! Отдавать приказания повару или ювелиру, объяснять или торговаться с поставщиком тканей – это да, но думать об устройстве армии или о том, как работает рынок?.. Фи! Это удел мужчин.
Так думали все сидевшие рядом с Клеопатрой, а потому жалели бедную царицу, не имевшую достойного покровителя. Правда, непохоже, чтобы она жалела о необходимости править лично…
Хозяйке пришлось прервать беседу, чтобы отлучиться и сделать несколько распоряжений. Стоило ей выйти, как матроны принялись обсуждать услышанное. Приговор был единодушным: только не имея рядом достойного мужчины, женщина может сама заниматься разными мужскими делами! А как же заведешь достойного при этакой внешности? Клеопатру откровенно жалели, теперь всем казалось понятным ее появление в Риме – молодая царица, впервые увидев настоящего римлянина, каким являлся Цезарь, потеряла голову и до сих пор не пришла в себя. И Цезаря тоже можно понять, сидеть почти взаперти столько времени… тут на любую соблазнишься.
Даже редко соглашавшиеся меж собой Фульвия и Юния были в этой жалости едины. Обсуждение и осуждение Клеопатры, на удивление, сплотило соперничавших женщин.
Молчала только Сервилия. Она пока не поняла, но нутром почувствовала, что не все так просто. Не первой подвернувшейся соблазнился Цезарь, чтото в этой царице было такое, что делало ее очень привлекательной именно для Гая Юлия. Не молодость, нет, ведь не позвал же он за собой в Рим дочь мавританского царя? Возможно, именно непохожесть на римлянок, почти мужской ум и хваткость привлекли внимание избалованного женщинами диктатора.
Чем больше размышляла Сервилия, тем больше крепла ее уверенность, что и одного ума и даже непохожести тоже было бы маловато, чтобы так поразить Цезаря. Оставалось еще чтото, чего никак не улавливала Сервилия. Это страшно ее мучило, женщина чувствовала, что в этой неясности кроется главное, что держит душу Цезаря привязанной к не очень красивой египтянке. И пока она не разгадала, что именно, победить царицу не сможет. А победить было совершенно необходимо, это тоже нутром чуяла Сервилия. Словно предстоял выбор – или Клеопатра, или Рим!
Вечер удался, хотя одна разочарованная все же была – Циннии не удалось обратить на себя должного внимания египетской царицы. Поболтали по пустякам от души, убедились, что Клеопатре далеко до римских матрон, она не из их мира и некрасива, а потому не страшна, Фульвия взяла с царицы слово, что та будет посещать общественные места и нанесет ответный визит, полакомились всяческими вкусностями, снова посмотрели танцы и довольные отправились по домам.
Глядя вслед носилкам своих новых приятельниц, Клеопатра покачала головой:
– Провели разведку. Интересно, и что уяснили?
На следующий день Клеопатре принесли стихи Катулла, переписанные незнакомой рукой. Раб, доставивший два свитка, сделал вид, что не понимает, о чем спрашивают, просто ткнул в руки управляющего необычный подарок и поспешно удалился. Именно эта поспешность оставила неприятный осадок.