Она долго смотрела в его глаза, потом покачала головой:
– Ты завоюешь весь мир, и Цезарион получит от матери Египет, а от отца Парфянское царство.
Впервые за несколько последних недель Цезарь улыбнулся:
– Договорились. Ты не останешься в Риме?
– Ни за что! Как только будет возможно, уплыву в Александрию!
Разговор оставил очень тяжелый осадок. Глядя вслед уходившему Цезарю, Клеопатра сокрушенно произнесла:
– Больше я его не увижу…
– Ты что такое говоришь?! – ахнула Хармиона.
– Он не поверил. Его убьют…
Не только Цезарь обращался к предсказателям, Клеопатра тоже позвала своего:
– Внимательно смотри, что ждет Цезаря в ближайшее время.
Тот долго молчал, потом покачал головой:
– Он погибнет в иды марта, царица, авгур прав.
– Нет! Он весь день просидит дома взаперти, никуда не выходя и никого не принимая!
– Даже дома человек может погибнуть.
– Ничего нельзя изменить?
– Боги не любят, когда меняют их решения…
– Я попробую… – пробормотала Клеопатра. – Иди.
Хармиона, провожая предсказателя, осторожно поинтересовалась:
– Что, и правда так плохо?
– Линия его жизни обрывается в середине марта.
Клеопатра услышала, крикнула вслед:
– Значит, будет жить без линии!
Хармиона ужаснулась, неужели она собирается идти против воли богов?! Хотя от Клеопатры всего можно ожидать…
Царица и правда приняла свои меры, причем очень непохожие друг на дружку. Она отправилась в храм Венеры и долго стояла перед ее статуей, о чемто умоляя. Богатые дары, оставленные перед изображением богини, должны были помочь исполниться просьбе.
На свое собственное изображение царица даже не глянула. О чем просила? Оставить в живых Цезаря, клянясь, если тот переживет иды марта, хоть силой увезти его в Александрию. Никакого Рима, если в нем столько людей против Цезаря!
Вторым поступком было письмо, инкогнито отправленное Кальпурнии, с предупреждением, что для Цезаря опасно кудато выходить в иды, чтобы держала мужа, как могла, дома.
– Этото к чему?
– Она жена, пусть хоть она удержит его от публичных выступлений в этот день!
Шпионы Клеопатры докладывали ей о каждом шаге Цезаря. Неизвестно, прочитала ли письмо Кальпурния, но ничего сделать не смогла. Царица узнала, что диктатор весь вечер провел у Лепида, против обыкновения задержавшись за ужином и даже немало съев и выпив, что было странно. Всегда воздержанный Гай Юлий много пил и ел только в Александрии.
Неожиданно зашел разговор о… смерти, вернее, о том, какая лучше. Цезарь сказал, что предпочел бы любую, но неожиданную.
– Жить в ожидании страшно. Лучше погибнуть неожиданно, чем долго ждать своего часа.
Многим стало от этих слов не по себе. Лепид натянуто рассмеялся:
– Тебе ли чегото бояться, Цезарь? Ты столько сделал для Рима…
Тот вскинул на помощника темные умные глаза, губы чуть дрогнули в усмешке:
– Я и не боюсь. Но сколько бы я ни сделал, основное пока впереди. Еще столько задумок!
– Цезарь, верно ли, что ты решил отвести русло Тибра?
– Я многое еще решил сделать. И канал прорыть через Коринфский перешеек. И Парфию завоевать… Так что меня не стоит убивать, я еще пригожусь…
По спинам собеседников пробежал холодок. Он так спокойно говорил о возможном убийстве? А глаза Цезаря стали насмешливыми:
– Я же сказал, что не боюсь смерти. – И снова повторил: – Моя жизнь сейчас Риму дороже, чем мне самому. Если со мной чтото случится, страна будет ввергнута в новую гражданскую войну, куда тяжелее той, что недавно закончилась. Стоит ли убивать столько римлян, чтобы устранить одного меня?
Цезарь всегда был остроумным и доброжелательным собеседником, поговорить с ним любили, но на сей раз большинству стало не по себе. Нельзя же так спокойно относиться к возможному собственному убийству!
Ужин получился не слишком веселым, Цезарь непривычно много пил, мрачно шутил, и настроение у всех было не очень хорошим.
Прощаясь, он усмехнулся:
– Риму осталось потерпеть меня всегото три дня. Неужели не вытерпит?
Утро мартовских ид выдалось ненастным. Серые облака еще с ночи затянули все небо, но ветер обещал разогнать их. Пока весна не слишком баловала Рим и его окрестности теплом.
Царица поднялась привычно с рассветом, принесла дары домашним ларам, легко позавтракала, но странное беспокойство не давало заняться делами. Хармиона с беспокойством наблюдала за ней. Служанка и сама чувствовала чтото недоброе. Из головы не выходило предсказание оракула об идах марта.
Клеопатра несколько минут в волнении ходила по таблину, потом вдруг подозвала к себе Хармиону:
– Возьми стило и табличку, пиши.
– Что писать?
– Пиши, что я больна! Что у меня… выкидыш! Чтобы немедленно ехал сюда!
– Я плохо пишу на латыни.
– Пиши погречески, он поймет.
Царица говорила тоном, не терпящим возражений, но Хармиона и сама поняла, что она права. Почемуто и Хармиона чувствовала, что на сей раз оракул не ошибся, Цезаря в Риме подстерегает какаято опасность. Возможно, если удастся выманить его на виллу, все обойдется? Ради спасения Цезаря Клеопатра была готова даже на такую страшную ложь…
Отправляя раба с письмом, ему строго наказали передать только в руки самому диктатору, мол, важное дело. А еще бежать со всех ног, чтобы успеть перехватить его до ухода в сенат. Но если вдруг что… то бегом возвращаться обратно.
Он успел бы, не попадись на мосту один за другим два воза с сеном, которое везли в Город. Поленившись объезжать до большого моста, возница сунулся на узкий деревянный и посередине застрял. Он то тянул бедного мула под уздцы, то толкал сзади, ничего не помогало. Убедившись, что это надолго, раб был вынужден отправиться далеко в обход на каменный мост. Это заняло много времени…
Пытаясь удержать рушившийся потолок, Кальпурния дико закричала и… проснулась. Цезарь недовольно покосился на жену:
– Приснилось чтото?
– Да.
Заметив, что Кальпурния просто дрожит от ужаса увиденного во сне, Цезарь притянул ее к себе:
– Ложись, я тебя обниму.
Она легла, но дрожать не перестала.
– Гай, мне приснилось, что у нас обрушился потолок, прямо на тебя… и я… держала тебя мертвого…
– О, боги! Мне тоже снилось чтото не слишком хорошее. Как вредно ходить по поздним пирушкам.