И такой беспросветной показалась жизнь, что на глаза невольно навернулись слезы. За двадцать два прожитых с князем года и одного спокойного не набралось. Она привыкла провожать мужа в походы, Даниил без конца воевал и воевал, ран на теле не сосчитать. Господь миловал от тяжелых, но от этого не становилось легче. Всякий раз подолгу плакала, разве можно привыкнуть к вот этому ожиданию беды и беспокойству за близкого человека? Но теперь оно было другим, раньше она верила, что место, где можно переждать любую беду, всегда найдется, теперь оказалось, что нет. Не было такого города, чтобы можно было спрятаться и спрятать детей. А сыновья Роман и Шварн, совсем еще мальчишки, тоненькие, словно молоденькие березки, которые еще и ветер клонит, за свои маленькие мечи хватались, в бой рвались. Старшая дочь Переяслава губы кривила на неразумных мальчишек, а матери за нее еще страшней. Скоро заневестится, не приведи господи вражине попасться! И о маленьких Устинье и Мстиславе, и о Сонюшке-крошке сердце болело. А более всего о муже Данииле, Анна понимала, что будет он жив, защитит всех, а если нет, то и остальным спастись трудно.
Из-за тяжких дум все чаще держалась княгиня за левый бок под грудью, все темнее становились круги под глазами, все больше морщинок пересекало чистый доселе лоб, а прекрасные глаза выцветали от слез, пролитых в подушку.
Во Владимире-Волынском было тем более тяжело, что у жены Василька княгини Добравы погибли все – отец Юрий Всеволодович, мать Аграфена, братья… да как погибли! Все страшной смертью, отцу, сказывали, проклятые голову отрубили и на копье нанизали, так и похоронили князя без головы. Старшие братья в бою на Сити полегли, а мать и младшие вместе с остальными владимирцами в соборе сгорели! Вот уж кто все слезоньки выплакал…
Василько решил, что бесконечных женских слез он не вынесет, а потому поторопился увести обе семьи подальше к ляхам, спрятать, чтобы пересидели.
Они уже приготовились уезжать, кое-какое добро погрузили на подводы, усадили в возок детей, когда Доброслава замерла, к кому-то приглядываясь. На улице напротив княжьего терема стояла молодая женщина с девочкой на руках. Даже на таком расстоянии было видно, сколь она красива. Анна беспокойно перевела взгляд с горожанки на княгиню, потом обратно. И по тому, как смутилась Доброслава, догадалась:
– Она?
Та попыталась сделать вид, что не расслышала вопроса, поторопила садиться, но Анна уже пошла к стоявшей Злате.
Две женщины смотрели друг на дружку, не зная, что сказать. Темные глаза княгини уставились в светло-голубые ее соперницы. Злата глаз не отвела, чего теперь ей бояться?
– Поехали с нами…
– Нет, – замотала головой женщина. – Сын недужен…
– Дочку отдай, я сберегу.
При одном взгляде на девочку было ясно, чья это дочь. Малышка повторила князя Даниила куда сильнее, чем даже его любимица Устинья, и была примерно того же возраста.
Злата прижала девочку к себе, та, видно, чувствуя что-то, обхватила ее шею ручками, спряталась в материнское плечо.
– Нет, мы уж вместе… как-нибудь вместе…
– Я велю твоего сына принести, место найдем.
– Нет, княгиня, благодарю на добром слове. Беги, спасай детей и князю передай, что люб был очень… И на меня зла не держи. Коли доля, так выживем, а нет…
Она так и стояла, глядя им вслед, пока возки не скрылись из виду. Доброслава плакала:
– Сколько вот таких жен осталось… Погибнут или в полон пойдут.
Анна заскрипела зубами:
– Я звала с нами, она не захотела!
– И что бы ты детям сказала? У нее сын вылитый Лев обличьем.
Анна залилась слезами. Девочки, не слышавшие разговор, беспокойно смотрели на мать…
Вернуться на Галичину и Волынь они смогли не скоро…
У короля Белы IV плохое настроение. Оно такое уже давным-давно. А откуда взяться хорошему? Не успел со своими умниками справиться, как объявился Котян с половцами с просьбой позволить жить в пуште. Пушт не самое благодатное место, там степь, от которой мадьяры уже отвыкли. Конечно, они помнили, что их предки… когда-то… Но всей этой памяти осталось только на заносчивость. Бела не доверял своему окружению. Он вообще никому не доверял.
Но когда представил себе сорокатысячное половецкое кочевье с отменными всадниками, понял, что если с ними заключить договор, то можно иметь в руках силу, которой трудно будет возразить. Хан Котян его родственник, поскольку мать Белы кипчакская царевна. Был родственник…
Того, что произошло с половцами на территории его королевства, не ожидал не только Бела, но и все остальные.
Конечно, местные жители не обрадовались появлению на своей территории огромного кочевья, вытоптанным полям, виноградникам, тому, как по-хозяйски располагались беженцы. Но король не собирался обращать внимания на недовольство селян. Он решил женить сына на дочери Котяна, тем самым крепче привязав хана к себе, к тому же предложил войти в состав войска со своими конными отрядами. Казалось, все получалось хорошо…
Но тут объявились эти татары, которые уже хозяйничали на Руси! Сначала не верилось, что Батый двинется куда-то дальше Днепра, Бела, как и остальные европейские короли, надеялся, что хану будет вполне достаточно Руси, что делать кочевникам за Карпатами? И когда Батый прислал наглое требовательное письмо, Бела посмеялся. Письмо гласило:
«Узнал я сверх того, что рабов моих куманов (половцев) ты держишь под своим покровительством, почему приказываю тебе не держать их впредь у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя…»
Много еще наглости было в письме, весьма разозлившем Белу, зато оно дало возможность потребовать от Котяна полного подчинения. Полочанин еще раз подтвердил полное повиновение, а что ему оставалось делать? С востока наступал Батый, грозя уничтожить весь его народ, не бежать же еще дальше на запад, где нет степей, а значит, негде пасти коней и нет жизни для половцев.
Сородичи Котяна расселились по пушту.
Король Бела радовался такому пополнению своего войска, чувствуя себя в большей, чем раньше, безопасности.
Но неожиданно против половцев выступили его собственные приближенные. Бела с ужасом вспоминал их обвинения: Котян – лазутчик татар, он нарочно прибыл сюда, чтобы открыть дорогу Батыю, как только Батый подойдет к Венгрии, куманы набросятся на мадьяр!
Это все выкрикивалось прямо в лицо самому Котяну, когда тот предстал перед разгневанными вельможами. Половецкий хан даже не пытался оправдываться, как можно отрицать очевидную глупость?! Беле не удалось спасти своего родственника, Котяна сначала бросили в тюрьму, а когда король предложил все же расследование, чтобы доказать или опровергнуть обвинения, с половецким ханом и его сыновьями расправились прямо в темнице, выбросив отрубленные головы на улицу в доказательство свершившегося. Половцы, готовые верно служить своему новому королю Беле, узнав о гибели любимого хана, снялись с места и ушли из Мадьярского королевства в Добруджу. Конечно, в отместку основательно потрепав земли, которыми проходили. Король Бела лишился сильной конницы в самый неподходящий момент и заработал дополнительное неудовольствие собственного населения.