Уже полились меды, зазвучали веселые речи, сидевшие бояре со смехом вспоминали своих неудачливых товарищей – Доброслава и Григория, кляли, мол, так им и надо, радовались тому, что сами получат не разоренные татарами земли Понизья. И вдруг в гридницу быстрым шагом вошел дружинник из Даниловых, склонился к княжьему уху, и по тому, как у Даниила изменилось выражение лица, стало ясно, что пир окончен. Василько тревожно обернулся к брату:
– Что?
Тот поднялся, почти отшвырнул свой рог, пролив остатки меда на стол, зло фыркнул:
– Ростислав болоховских князей на Бакоту повел!
– Там Кирилл. Справится ли? – первым отозвался стольник Яков, вспомнив не слишком покорную Бакоту. – Может, мне поспешить, княже?
– Ростислав решил земли, что я у Доброслава и Григория отобрал, по-своему переделить! У Кирилла людей достаточно, только бы тамошние в спину не ударили. – Вдруг глаза князя загорелись. – А мы пока в Болоховские земли пойдем! Они на наши налезли, а мы их пограбим! Сбирайтесь!
Болоховские князья самыми хитрыми оказались, понимая, что противиться огромной Батыевой силе все равно что плевать против ветра, они поторопились договориться с татарами, обещав выращивать для них самих зерно, а для их коней корма. Места хорошие, потому и татарам хватило бы, и самим осталось. Помня о первой зиме, когда от бескормицы едва не лишился большей части коней, Батый согласился на такое и Болоховские земли никто не тронул.
А с самими болоховскими князьями у Даниила давний счет, они никогда не упускали случая, чтобы выступить против этого князя. Настало время со всем посчитаться. Болоховские дружины пошли в Бакоту вместе с Ростиславом? Самое время пограбить их земли!
«Услышав о приходе Ростислава с болоховскими князьями на Бакоту, Даниил внезапно устремился на них, города их предал огню, срыл их оборонительные валы… захватил болоховские города: Деревич, Губин, Кобуд, Кудин, Городец, Бужск, Дядьков…» «После того Даниил, захватив всю землю Болоховскую, пожег ее, ибо те земли не тронули татары, чтобы там для них сеяли пшеницу и просо».
Дружины Даниила и Василька, который сам остался стеречь Волынь от литовцев, но воинов отправил со старшим братом, налетели на ничего не ожидавшие Деревич, Губин, Кобуд, Городец, Бужск вихрем. Заполыхали сначала посады, потом и стены городов. Уцелевшие люди были полонены, все разграблено. Вот и появилась снова на княжьих столах дорогая утварь, а свечи встали в дорогие подсвечники. Если враг отобрал у них, то сами князья тут же отобрали у кого-то другого! Даниил велел срыть оборонительные валы, чтобы не могли больше болоховчане сопротивляться его дружинам.
Оставался Дядьков, но туда подоспел и Кирилл со своими людьми.
Сам печатник столкнулся с Ростиславом и болоховскими боярами у стен Бакоты, и у каждого была надежда убедить противника пока словесно, не вступая в бой. Но сколько ни говорил укоряющих слов Кирилл, сколько ни увещевал Ростислава, тот лишь фыркал в ответ, мол, право сильного, кто возьмет под себя Понизье, того и будет! Кириллу надоело, он рявкнул:
– Тогда биться будем!
И, видно, так у него вышло внушительно, да еще поддержала немалая пешая дружина, что Ростислав отступил, уйдя за Днепр. Кирилл бросился на помощь князю к Дядькову.
Домой вернулись с солидной добычей, болоховские города были богаты. Но стоило уйти, как принесли весть, что, разозлившись, Ростислав снова устремился к Галичу. Больше совестливые уговоры Кирилла его не сдерживали, потому как сам уговорщик грабил не хуже своего князя. У Даниила снова скрипели зубы, а желваки на лице ходили ходуном. Да что ж это такое?! Снова борьба за Галич?! И ведь кто сопротивлялся? Ростислава вместе с частью бояр поддерживал галицкий епископ Артемий. А в Перемышле тамошний епископ.
Даниил отправился на Галич сам, во Владимире оставил Василька (от греха подальше), а на Перемышль отправил дворского Андрея. Толковый боярин этот Андрей, хотя и молод.
Ростислав бежал, прихватив с собой епископа Артемия, сказывали, грозил, что придет и его время… Князь смеялся:
– Долгонько ждать будет!
И Константин из Перемышля бежал, а вот епископа и всех остальных оставил. Андрей с удовольствием пограбил епископское хозяйство, поживиться было чем… Дружинники с воодушевлением раздирали на виду у связанных хозяев их прилобья из волчьего и барсучьего меха, кромсали мечами бобровые колчаны. Вдруг к Андрею подошел какой-то плюгавенький слуга и принялся что-то шептать на ухо. Дворский сначала брезгливо отодвинулся, из-за отсутствия зубов у доносчика изо рта вылетала слюна, но потом все же прислушался:
– Ах, вот как?! Ну и где он?
– А вона! – указал тот грязным пальцем на одного из сидевших в углу.
Дворский поманил человека к себе пальцем, но тот презрительно отвернулся. Андрей кивнул дружинникам:
– А ну-ка поднимите этого сладкоголосого!
Он осматривал поставленного посреди комнаты человека с ног до головы, словно прикидывая, как лучше над ним поизмываться. Голос дворского зазвучал ласково-укоризненно:
– Не захотел ты, Митуса, князю служить, для него песни свои сладкоголосые петь. Может, теперь одумаешься?
Знаменитый певец, а это был действительно он, Митуса стоял оборванный, точно бездомный бродяга, дружинники постарались, все, что было на Митусе ценного, забрали себе, глаз подбит, на скуле след от плети. Но он насмешливо вскинул голову:
– Я князю пел, да только не твоему разбойнику, а достойному! И одумываться мне нечего, я никому не изменял!
Такая отповедь Андрея не смутила, усмехнулся:
– Не будешь, значит, Даниилу Романовичу песни слагать?
– Не буду.
– И петь не будешь?
– И петь не буду!
– Тогда под плетью попоешь, – сокрушенно вздохнул дворский.
– Бей, – пожал плечами в ответ Митуса, – твоя сила. Коли не выдержу, так кричать стану, а совсем забьешь, помру, но петь твоему извергу и тебе не стану.
Пререкаться с певцом глупо, Андрей кивнул дружинникам:
– В кандалы и к князю, там запоет… С огнем под пятками еще какие песни запоет…
Может, разборок было бы и больше, но вдруг принесли весть, что Батый со своим войском повернул обратно и идет от угров.
У Даниила новая забота, но она не связана даже с безбожными татарами. Он придумал невиданное – постричь Кирилла в монахи и поставить митрополитом!
Услышав про задуманное, Василько глаза раскрыл:
– Как тебе такое в голову пришло?
Даниил пожал плечами:
– Кирилл и без того сан имел, осталось лишь монашество принять. Семьи у него больше нет, да и не интересуется. Предложу, поддержу, чем он хуже Петра?
– Да я не о том, чтобы постричься, я о митрополии. Разве это князю решать?