Ровно в 16.00 Голубятников зашел на КНП.
Командир полка сидел за столом, чуть в стороне расположился майор Кувшинин, а Выдрин занял свое место у стола с радиоаппаратурой.
– Доложи обстановку, комбат! – приказал Бортнов.
Голубятников все подробно доложил, затем около получаса водил Бортнова по зданию, показывая через окна, откуда боевики атаковали поликлинику и откуда вышел крупный отряд с гранатометами. Указал на ДГБ:
– Южное крыло горит с часу дня, северное – с трех. И боеприпасы рвутся с момента начала пожаров, которые ослабевать не собираются. Сколько еще будет продолжаться пожар с детонацией боеприпасов, сказать невозможно, как бы не до утра. Представляете, товарищ полковник, что бы произошло, если бы батальон без отработки здания танками пошел на штурм?
– Да, духи подготовились к встрече основательно, тут не поспоришь, – уклончиво ответил командир полка. И спросил свое неизменное: – Когда проведешь штурм?
– Еще дня два танками надо поработать, разведку провести, задачу каждому солдату поставить. 16 и 17 января необходимы на детальную подготовку штурма.
Голубятников в душе ожидал, что Бортнов вспылит, потребует, как он обычно требовал, провести штурм ближайшей ночью и к утру овладеть Департаментом, но на сей раз тот ответил спокойно:
– Сейчас на дворцовом направлении тоже проводится перегруппировка войск, поэтому на меня сильно не давят – трибуналом, по крайней мере, не грозят; так что в принципе работай. Будем надеяться, что два дня у тебя есть. Пока на меня вновь не надавят. Действуй по своему плану. Удачи! – Он пожал Голубятникову руку и уехал на КП полка.
Комбат приказал всем командирам штурмовых групп, а также офицерам обеспечения действий боевых подразделений к 22.00 прибыть для рекогносцировки и уточнения боевой задачи в поликлинику.
Ровно в 22.00 все командиры штурмовых групп, а именно старший лейтенант Григорин, заместитель командира разведывательной роты, подразделению которого предстояло захватить первый этаж Департамента; капитан Телинский, командир разведроты, чья группа была нацелена на второй этаж; командир 7-й парашютно-десантной роты капитан Кошерев, в задачу которого входил захват третьего этажа; заместитель командира 7-й роты старший лейтенант Илюхин, на ком было овладение четвертым этажом; командир 9-й парашютно-десантной роты, в задачу штурмовой группы под его командованием входил захват пятого этажа; заместитель командира батальона по воспитательной работе, до сих пор временно исполнявший обязанности взводного 9-й роты, имевший задачу овладения последним, шестым, этажом ДГБ, – все они прибыли в поликлинику, на командно-наблюдательный пункт капитана Соколенко. Подполковника Голубятникова сопровождали Кувшинин, майор Корсаров, капитан Адамский и командир инженерно-саперной роты.
Комбат приступил к уточнению боевой задачи на предстоящий штурм.
– Командиром штурмового отряда назначаю начальника штаба батальона, майора Кувшинина. Работаем следующим образом. Пойдем на штурм с южного направления. Первый этаж освобожден от минных заграждений, но он, где частично, где полностью, завален. Поэтому проникаем в южное крыло, как и планировалось прежде, со второго этажа, используя лестницы. Первой пойдет группа Телинского, за ней – Григорина, которой со второго этажа предстоит сразу же уйти на первый. Далее в порядке этажности. Штурмовой группе Соколенко прикрывать проникновение отряда и после того, как в дом войдет подразделение Холодова, осуществляющее прорыв ко входу в подвал. На сегодня все. На завтра ничего не меняется, продолжаем прикрывать работу танков, отбивая возможные атаки духов и уничтожая их гранатометные группы. Считаю нелишним напомнить, как важна для нас работа танков. Результаты сегодняшнего обстрела вы видите.
В крыльях Департамента государственной безопасности продолжал бушевать пожар, доносились разрывы гранат и взрывы патронов, напоминающие обычную стрельбу из стрелкового оружия.
Заместитель командира 7-й роты, глядя на горевший четвертый этаж северного крыла, проговорил:
– Глядишь, займутся и другие этажи; к моменту штурма выгорит все, к чертовой матери, вместе с духами. И штурм не понадобится.
– Об этом не думай. Никто и ничто за нас нашу работу не сделает.
– Да я просто так сказал.
– Это понятно. Вопросы ко мне есть?
– Товарищ подполковник, у меня на все группы одного бойца не хватит, разрешите пойти рядовым сапером с капитаном Телинским? – поднялся капитан Тупорин.
– Разрешаю! Еще вопросы?
Больше у офицеров вопросов не было. Они прошли по поликлинике, осмотрели подходы к зданию, уточнили взаимодействие между собой в случае возникновения непредвиденной ситуации, после чего убыли в свои расположения.
Наступила ночь, сопровождающаяся огненным заревом над ДГБ, детонацией боеприпасов в Департаменте, то затухающей, то разгоравшейся вновь стрельбой в районе Дома правительства и одиночными выстрелами снайперов. Обычная ночь в Грозном.
В 2.00 16 января по распоряжению старшего лейтенанта Лихолетова сержант Беденко вывел в крайнюю слева от ДГБ комнату рядовых Артюшина и Шохина. Артюшин имел при себе пулемет, Шохин – автомат.
– Сидеть тихо, черепа не высовывать без надобности, наблюдать за ДГБ. В случае попытки атаки с их стороны доклад мне или взводному, – сказал сержант. – Я буду рядом, в торце напротив.
Проводив сержанта взглядом, Артюшин осторожно выглянул из окна.
– Нехило крылья у этого ДГБ полыхают. И боеприпасы рвутся. Прикинь, Толик, и это только в крыльях, на двух этажах! Сколько же всего там оружия и боеприпасов заныкано?
– Много! – равнодушно ответил Шохин.
– А нам идти в подвал этого дома… Чую, все там поляжем.
– Чем чуешь, Миша? – усмехнулся Шохин. – Задницей? Или головой? Хотя у тебя это одно и то же… Шутка. Ничего, Миша, прорвемся. Все это хрень!
– Чего? Чего ты сказал?! Что хрень?
– Да все! Война эта, к примеру, предстоящий штурм. Бытовуха.
– А что же тогда, по-твоему, не хрень?
– Любовь.
– Чего?
– Чего, чего, – передразнил товарища Шохин. – Любовь, говорю. В ней весь смысл жизни. Сама жизнь. Помнишь, к нам священник в полк наведывался? Он и сказал, что жизнь – это любовь. Если ты никого не любишь, значит, не живешь. А я люблю, следовательно, что?
– Что? – не понял Артюшин.
– То, что пока люблю, буду жить, и ни один дух меня убить не может. Ну, разве что подранить.
– Ну, ты завернул, Толик, похлеще замполита!..
– Скажи, в чем я не прав?
– Кто тебя знает, прав или нет. Война покажет. Ты мне вот что, Толик, скажи, твоя Натаха письма пишет?
– Нет! – вздохнул Шохин. – А куда писать-то? Да и я ей тоже не пишу.
– Почему? – удивился Артюшин.