Но болгары не стали наживаться на беде соседей, цены не подняли, оставили прежними, да еще и, видя торчащие мослы оголодавших суздальцев, сыпали зерно с прибавкой сверх оплаченного.
Тот самый детина вернулся с хлебом, на обратном пути он больше всего боялся сесть на мель или еще как повредить свой утлый челн, потому не торопился, хотя сердце изболелось по родным. Этот смог спасти свою семью. Смогли и многие другие. Зерно, привезенное от болгар, дало жизнь суздальцам. Беда отступила, люди ожили.
До князя в Новгород не сразу дошло известие о страшном голоде. Вернее, сначала просто говорили о неурожае, только кого этим удивишь? Не всякий год земля-кормилица хлебушком балует, не всякий хозяин и в добром году с урожаем бывает.
Но когда принесли известие об убийствах и людоедстве, князь взъярился:
– Бога не боятся!
– Да какого бога, князь, коли у них волхвы всем заправляют?
Ярослав и без напоминания не забыл, что после смерти Феодора, который тоже сидел по совету Блуда тихо, вовсе не стало священников, при Борисе и Глебе кто только мог из попов старался удрать обратно в Киев, не рискуя вставать поперек сильных волхвов.
Но князь махнул рукой:
– Да не в волхвах дело! Пусть себе, но убивать-то зачем?! Что голодный люд на разбой подняли, вот за что виню!
Ярослав метнулся в Суздаль.
Он узнавал и не узнавал свое бывшее княжество. Многое изменилось, что-то из заложенного им заглохло, что-то, напротив, расстроилось. Было отрадно видеть, что весь, подле которой его чуть не заломал медведь, сильно разрослась и почти стала городом. Но храм стоял запущенный, едва удалось сыскать у кого ключи, чтобы отворили. Иконы в пыли, масла в лампадах нет, свечи съели крысы… Они добрались и до одного из окладов, погрызли немногочисленные церковные книги.
Князь ужаснулся:
– Как же вы службы проводите?! Где священник? Как он допустил такое настроение?!
Тощий, едва державшийся на опухших от голода ногах мужичок, что открыл храм, помотал головой:
– Дак ведь нету никого уж второй год. Священник помер, а нового не прислали. Хотели было и храм растащить, но волхв наш не позволил, сказал, мол, чужих богов обижать негоже, навредить могут.
Ярославу хотелось объяснить, что Господь не может навредить своим детям, но вдаваться в спор с тощим человеком было не ко времени, потому князь махнул рукой и, перекрестившись на пыльную икону, вышел вон. Все надо начинать сначала. А чего ждать было, если Борис с Глебом давно погибли, да и при жизни немного расстарались в своих подопечных владениях.
Но сейчас Ярославу не до того, он приехал разобраться с теми, кто убивал и кто велел убивать.
По распоряжению князя главные зачинщики погромов были схвачены и посажены в темницы. Ими оказались волхвы, потому как именно они направляли гнев оголодавшего люда на старую чадь. Нескольких даже казнили. Как ни не было измученному люду все равно, но расправа над волхвами заставила самых смелых собраться близь темницы в Суздале.
Ярослав ждал этого, вышел, встал перед всеми один, не городясь дружиной. Понимал ли, что по одному слову волхвов могут растерзать, не посмотрев, что князь? Конечно, но знал и другое: если ныне пересилит толпу, то за Суздальщину можно не бояться.
У стоявшего в первых рядах седого как лунь волхва перекосило от злости лицо: его товарищей посмел в темницу упрятать и даже жизни лишить, а теперь смеет в глаза смотреть?! Волхв мог бы сразу призвать растерзать князя, и толпа справилась бы, даже дружина не спасла бы Ярослава. Но старик решил сначала строго спросить, и в этом была его ошибка.
– Пошто волхвов за веру караешь?! Своего бога мечем навязываешь!
Ярослав сразу понял, что главным противником будет вот этот высохший от времени, жилистый старик с совершенно белой головой. Его крепкая рука, опиравшаяся на суковатую палку, могла только указать на князя: «Бей его!», и люди кинулись бы исполнять, столь велика была внутренняя сила волхва. Даже понимание, что перед ними князь, а позади князя дружина, не остановило бы. Видно, так же отправляли на смерть и старую чадь – одним указующим перстом крючковатого пальца.
Откуда и взялся у Ярослава зычный голос, который заставил притихнуть толпу?
– Не за веру караю и не за безверие! За пролитую кровь человеческую!
– Виновны те, чью кровь пролили, виновны!
– В чем? В голоде и недороде? – В установившейся полной тишине голос князя уже просто громыхал. – Убили, так сразу сытно стало? Господь любому по грехам его дает.
– А… – обрадовался волхв, его крючковатый палец назидательно поднялся вверх, – коли так, и им по их грехам смерть дадена!
Люди замерли, что ответит князь?
– В животе или смерти человечьей только Господь волен! Не человекам сие решать!
Но волхв сдаваться не собирался.
– Так чего же ты, князь, людскую кровушку в боях льешь? Али она цвета другого?
– Божьей волей за невинную смерть братьев своих мстил, за разор и полон новгородцев.
– А как знать, где твоя воля, а где воля твоего Бога?
– Я мечом супротив меча встал. А вы супротив кого?! – Ярослав уже не смотрел на волхва, обращался через его голову к толпе. – В чем вина тех баб, которых вы убили, в том, что у их мужей хлебушка больше в амбарах припасено?
– А чего они делиться не хотели? – решился возразить невысокий тощий мужичок.
– Так и отобрали бы, убивать к чему?
– Ага! – рассмеялись в толпе, уже поняв, что с князем можно разговаривать по-человечески. – Так они и отдали, они тоже не дураки, с кольем да дубьем все защищали.
– Кто, бабы?
– Не… – рассмеялся народ.
– Вот то-то и оно. Тех, кто против вас с кольем да дубьем встать не мог, побили. А не подумали, почему у вас голод, а у соседей ваших болгар хлебушка вдоволь.
– Почему?! – ахнула толпа. Задние, чтобы видеть князя и лучше его слышать, вставали на цыпочки, тянули шеи, напирали на передних. Немного погодя князь оказался уже просто в плотном окружении суздальцев, обеспокоенные гриди были оттеснены в сторону. Но было понятно, что убивать его никто не собирается.
– Бог по грехам нашим наводит на какую-нибудь землю голод, или мор, или засуху, или иное наказание.
– Так что ж делать? – чуть растерялся народ.
– Господа о прощении и заступничестве молить, но и самим рук не опускать. Чего же сразу к болгарам не поехали, а свои земли разорять принялись?
– Дык… кто же знал, что они в три шкуры драть не станут?
– Думали, что догола разденут…
Ярослав усмехнулся:
– А ко мне чего же не прислали? Тоже боялись, что догола раздену?
Народ растерялся окончательно. Теперь и правда было непонятно, чего к князю за помощью не кинулись. Руки привычно полезли скрести затылки. Про волхва было забыто.