Память не подвела. Подвели слухи: многих на памяти Арцеулова хоронили по нескольку раз. Выходит, и здесь, к счастью, вышла ошибка.
– Андреич! Вы!
– Ростислав? Ну, знаете!..
…В Марковском полку их роты сражались рядом. Поручик Арцеулов был взводным в роте капитана Корфа. Соседней ротой командовал бывший приват-доцент Харьковского императорского университета штабс-капитан Пташников. Они расстались в Донбассе: Ростислав попал в госпиталь, а рота Пташникова, по слухам, полностью полегла при штурме Горловки.
Штабс-капитану было за тридцать, и молодые офицеры называли его не по имени, а по отчеству. Владимир Андреевич Пташников ходил в «Андреичах», нисколько не сетуя на нарушение субординации. Впрочем, всех остальных, включая самого Маркова, он сам называл не по уставу. Арцеулов был для него Ростиславом, а порой и просто Славиком.
Сообразив, что офицеры знакомы, полковник с видом явного облегчения поспешил распрощаться. Арцеулов и штабс-капитан вышли на улицу.
– Постойте, Славик… Я вообще-то верю в приведения, но даже в этом случае вы должны пугать людей где-нибудь на Енисее…
Арцеулов рассмеялся. Приятно все же иногда чувствовать себя живым! В двух словах он поведал о своих приключениях. Пташников покачал головой:
– Экий вояж! Когда нас отсюда вышибут, не пропадете – заработаете на мемуарах… А подполковника в Индии получили?
Сам Пташников оставался по-прежнему штабс-капитаном и ничуть этим не тяготился, заявив, что привык к своим погонам, к тому же скоро все это не будет иметь не малейшего значения.
– Но вы-то, Славик! Ну ладно, обошли всю Азию, но вы – и штаб! По-моему, это противоестественно!
– Самому противно, – честно признался Арцеулов, прекрасно помня, как относился к штабным. – Не по своей воле, ей-Богу! Лучше скажите, кто из наших еще остался? Я, кажется, помню всю вашу роту.
– Никого, Ростислав, – ответ прозвучал спокойно и грустно. – Я – последний. Всех похоронил, представляете… Сейчас набрали желторотиков из Симферополя и пленных краснопузых – вот и воюй!
Куда-либо ехать расхотелось. Андреич, несмотря на доцентское прошлое, воевал с пятнадцатого года, и на его слова можно было положиться. Ростислав, достав карту, уточнил некоторые детали: обстановка была вполне понятна. Пташников пожал плечами:
– Хуже чем под Екатеринодаром. Там хоть можно было верить, что солдаты не побегут при первом выстреле. Красные – еще ладно, а вот если появится Батька Упырь со своими тачанками… Еще не встречались?
Арцеулов покачал головой. С махновцами, о которых он был наслышан еще в Сибири, воевать не приходилось.
– Ваше счастье. Я познакомился с ними под Волновахой, почти год назад. Удовольствие – ниже среднего. Воюют, как боги… Или как дьяволы, уж не знаю…
Пташников предложил расположиться на ночь в его хозяйстве: рота стояла на северной околице. За столом сидели долго, вспоминая Ростов, марш к Екатеринодару, блуждания по кубанской степи. Теперь это казалось страшной сказкой, или, может, легендой.
– Мы продули, – Пташников говорил спокойно, но в голосе звенела боль.
– Знаете, Ростислав, я часто думал: почему? Дело ведь не в господах пейзанах и нашей дурацкой привычке хвататься за шомпол. Краснопузые ведут себя не умнее…
Арцеулов невольно вспомнил слова полковника Любшина, странные рассуждения Семирадского и свои собственные беседы с неумытым комиссаром Степой.
– Им помогают… – он пожалел о вырвавшихся словах, но тут же повторил. – Им кто-то помогает, Андреич! Мне кажется, Смуту вообще задумали не большевики: у них на это ума бы не хватило…
– Вы о жидо-масонах? – скривился штабс-капитан. – Славик, вы же интеллигентный человек! Масоны – это…
Арцеулов покорно выслушал лекцию о масонах – доцентские привычки еще чувствовались у бывалого фронтовика. Ростислава подмывало рассказать о Бессмертных Красных героях, а еще больше – о монастыре в горах Тибета. Но говорить об этом не следовало: бывший приват-доцент не поверит. В таврических степях ему самому порою казалось, что все виденное – сон, вернее – ночной кошмар.
– Андреич, вы, кажется, историк? – поинтересовался Арцеулов, желая сменить тему.
– Помилуйте, Славик! Вчера сообразил, что забыл даже дату битвы при Грюнвальде…
– Вы профессора Валюженича знаете? Он американец…
– Крис? – штабс-капитан удивленно моргнул. – С каких это пор, милостивый государь, вы стали интересоваться проблемами классической и романо-германской филологии?
– Я познакомился с его сыном. Он археолог, студент Сорбонны.
– Крис и сам когда-то недурно копал… Вы что, Славик, за это время успели увлечься благороднейшей из наук?
– Усвоил понятие «артефакт» – улыбнулся Арцеулов. – А вы, Андреич, больше этим не интересуетесь?
Пташников грустно покачал головой:
– Это только Государь Император Александр III в бытность свою наследником мог во время турецкой войны баловаться раскопками – в перерыве между боями. Где уж нам!.. Да и места тут не особо интересные. Пара скифских курганов, их раскопали еще при Мельгунове. А так – бронза, печенеги…
Арцеулов улыбнулся – штабс-капитан, похоже, не забыл того, чем увлекался в университете. Во всяком случае, будущее поле боя он изучил не только с точки зрения ротного командира. Ростислав вспомнил: «Старый дом, хранящий мудрость»…
– Здесь раньше был какой-то музей, – не особо уверенно заметил он. – Или библиотека…
– В Белозерке? Да Господь с вами, батенька! Глушь страшная, грамотных
– трое на сотню. Безбаховку – и ту разграбили.
Странное название резануло слух. Значит, здесь была какая-то Безбаховка…
– Ничего там уже нет! Это бывшее имение Вейсбахов. Господа пейзане перекрутили по своему – вот и Безбаховка. У старого графа был там конный завод, маслобойня, опытная станция – все спалили! Дом, говорят, цел, но все, что можно, вынесли. А там была такая библиотека! Леопольд фон Вейсбах собирал всякие раритеты, особенно увлекался древними надписями…
– Где это?
Безбаховка оказалась небольшим хутором посреди степи километрах в пятнадцати от Малой Белозерки.
– Ездить не советую, – покачал головой бывший приват-доцент. – Во-первых, ничего там уже нет, даже склепы разграбили. Во-вторых, там фронт. Красные в нескольких верстах, да еще Батька… Я бы туда с батальоном не сунулся.
Ночью не спалось. Арцеулову предлагали заночевать в хате, но он предпочел сеновал: здесь никого не было, черное небо нависало над самой головой, ярко светил мертвенный лунный диск. Итак, завтра он должен быть в Безбаховке. Интересно, кто ждет его там – в старом поруганном доме? Да и ждет ли?
Накатили сомнения – не в первый раз и не во второй. На Тэпе-Кале он верил каждому слову старика. Но в спокойном Севастополе и здесь, на линии огня, случившееся казалось если не сном, то глупым розыгрышем. Какие могут быть тайны среди голой степи, по которой гуляют махновские тачанки!