— Узнаю русских. Солдаты, что воевали здесь ранее, тоже часто строили из себя героев и… подыхали. Подохнешь и ты, собака.
Сплюнув на Дольского, главарь банды приказал коменданту:
— Сергинского сюда. На его место… — он кивнул на Дольского, — вот этого героя!
Руководителя съемочной группы подвели к Исмаил-Хану. Он спросил Сергинского:
— Ты будешь снимать казнь своего коллеги?
— Да, да, конечно, сделаю, что прикажете! Я и с камерой обращаюсь не хуже любого оператора. Только…
— Что — только?
— Только… пожалуйста… не убивайте меня?!
Валентина, став свидетелем этой сцены, крикнула:
— Какой же ты подонок, Сергинский. Ведь Вова из-за тебя же…
Исмаил-Хан поднял руку:
— Молчать всем! Натанджар? Жертва готова?
— Так точно, саиб!
Дольский лежал на камне со связанными сзади руками и ногами. Лежал молча. Собрав все силы, чтобы достойно принять смерть.
Исмаил-Хан извлек из-под пояса острый тесак, подошел к связанному оператору, схватил Володю за волосы, поднял голову, крикнув Сергинскому:
— Снимай!
Руководитель съемочной группы поднял камеру:
— Снимаю!
Исмаил-Хан, глядя в объектив, начал свое черное дело:
— Господин Туркин, видишь меня? Я тот, у кого твоя дочь. Узнаешь человека, которого я держу за волосы? Это коллега Валентины, оператор Дольский. Сейчас из-за твоей тупости и попытки играть со мной он умрет. И его смерть будет на твоей совести. Он мог бы жить, если бы не ты. Смотри, нефтяной магнат, внимательно смотри.
Исмаил-Хан одним движением провел лезвием тесака по туго натянутой коже горла Владимира Дольского. Валентина, вскрикнув, упала и потеряла сознание. Главарь банды держал голову жертвы. Из безобразной раны на шее толчками выбрасывалась на камни черная кровь. Затем он опустил голову и ударил тесаком по шее. Отсеченная голова упала на траву, росшую возле валуна.
Исмаил-Хан поднялся и, держа в руках отрубленную голову, спросил в объектив:
— Видишь, Туркин? Сейчас у меня в руках голова оператора съемочной группы. Следующей, если через пять дней двадцать миллионов долларов, повторяю, двадцать миллионов долларов, я решил повысить сумму выкупа, если ты мне их не выплатишь, то получишь кадры казни своей дочери.
Бандит крикнул Сергинскому:
— Сними Туркину!
Руководитель группы исполнил требование главаря банды. Затем вновь перевел камеру на Исмаил-Хана. Тот уже избавился от головы Дольского, бросив ее к валуну.
— Итак, Туркин! У тебя всего пять дней! Надеюсь, убедил тебя, что шутить не намерен. Я убью и твою дочь, и Сергинского, что снимает происходящее в горах Афганистана, если ты не перешлешь на мои счета, которые узнаешь завтра, двадцать миллионов долларов. Эту кассету уничтожишь. Ее не должны видеть посторонние люди, особенно имеющие отношение к спецслужбам. Проявишь благоразумие — получишь дочь обратно. Целой и невредимой. Допустишь малейшую ошибку, в частности, обратишься за помощью в ФСБ — к тебе посылкой придет ее голова. Все! Пять суток, начиная с 15:00 местного времени среды, 13 июля! Время пошло.
Исмаил-Хан махнул рукой!
— Отключай шарманку! — Подошел к Сергинскому: — Ну, покажи, что снял!
Руководитель съемочной группы, перемотав пленку, показал кадры через дисплей камеры.
Главарь банды остался доволен съемкой.
— Хорошо! Давай кассету!
Сергинский передал кассету бандиту.
Исмаил-Хан, кивнув на Сергинского, приказал коменданту:
— В отдельную верхнюю камеру его, Назим. Иначе если господина Сергинского поместить вместе с Туркиной, то женщина наверняка удавит ночью своего начальника и коллегу! Труп убрать, закопать за крепостью, заложников увести. Двор убрать. Вымыть здесь все. Камеру ко мне в комнату. Выполнять!
Бандиты взялись за «работу».
К Исмаил-Хану подошел Мохаммед:
— Видел, саиб, как ты ловко обошелся с неверным. В лучших традициях войны с Советами. Теперь я понял, зачем мне следует убыть в Пакистан!
Исмаил-Хан передал курьеру кассету:
— Ее надо доставить в Пакистан, переписать на диск, сделать несколько копий и оставить в тайнике. Завтра вечером, но до 22:30 московского времени, господин Туркин должен получить в своем загородном особняке один из дисков с записью казни. Как это сделать, придумаешь сам. Доставка диска в Россию и передача адресату на тебе, Мохаммед!
Курьер кивнул: «Я все понял, саиб!» Но дело спорится тогда, когда оно хорошо оплачивается.
— По возвращении ты получишь 10 000 долларов. А сейчас — три тысячи. На командировочные расходы.
Мохаммед сказал:
— Мне потребуется еще пять тысяч долларов для работы надежных людей в России!
— Хорошо! Получишь их у Натанджара. И… можешь ехать. Автомобиль с водителем и охранником ждут тебя за воротами крепости!
— Слушаюсь, саиб! До свидания!
— Да хранит тебя Всевышний, Мохаммед. И помни: от твоей работы зависит очень многое.
— Я все помню и никогда ничего не забываю!
Повернувшись, курьер направился к выходу из крепости.
Исмаил-Хан, успокоившись, поднялся к себе в комнату. Ему оставалось ждать пятницы, когда надо будет еще раз напомнить о себе упрямому нефтемагнату. А от края стены, став невольным свидетелем казни, отошел часовой Казим, оказавшийся во время кровавого действа на службе. Он был мрачен и задумчив. И он уже твердо решил сегодня вечером выйти на связь с Абдулом.
А над ущельем поднялся ветер. Сильный, пыльный. «Афганец» прошел над горами, на какое-то время закрыв солнце, словно выражая скорбь по невинно убиенному оператору российского телеканала Владимиру Алексеевичу Дольскому, которому было всего двадцать восемь лет.
Ближнее Подмосковье.
Закрытый военный городок, среда, 14:00.
Подполковник Тимохин собирался с женой и дочерью проведать мать, вновь находившуюся в госпитале. Они уже собирались выйти из дома, как позвонил начальник отдела спецмероприятий Главного управления по борьбе с терроризмом полковник Крымов, давний боевой друг Тимохина.
Александр поднял трубку:
— Слушаю!
— Привет, Саня, Крымов!
— Считаешь, за столько лет я не научился различать твой голос? Привет! Что-нибудь случилось?
— Угадал! Заводи «Тойоту», поедем в загородную резиденцию.
— Черт, а я только с женой и дочерью к матери собрался.