— Ух ты! Чердынь его калуга! Во забрались!
…Солнце уже взошло. Аэростат летел над огромным плоскогорьем, окруженным высокими, в снежных шапках, пиками. Все окутывал легкий белый туман. Воздух был чист и свеж, но дышалось трудно — чувствовалась огромная высота.
Полюбовавшись с минуту горной панорамой, Косухин задумался о вещах более земных. Итак, он жив, свободен и вдобавок — на высоте в несколько верст, повыше, чем когда летел на «Муромце». Аэростат он узнал сразу и оценил выдумку капитана. Здесь, на свежем воздухе, в лучах утреннего солнца, вчерашние видения показались бредом. Он вспомнил, как стрелял из револьвера по темному четырехугольнику аэродрома, затем, ковыляя, спускался вниз, по монастырской лестнице… Все вставало на свои места…
Арцеулов проснулся и предложил умыться. С этим вышла заминка — воды на борту не оказалось. Степа воспринял это известие стоически, тем более неунывающий Тэд сообщил о наличии целой фляги спирта. Берг покачала головой:
— К счастью, у нас нет не только воды, но и зеркала. Иначе мне стоило бы надеть чадру. Даже физику с такой физиономией лучше не показываться на людях… Ну и вид у нас всех, мальчики!
Спорить не приходилось.
— Ниче! — оптимистично рассудил Степа. — Заживет. Вот чего, мужики, расскажите-ка, чего вчера было?
Рассказ занял все утро с перерывом на завтрак. Рассказывал Арцеулов, то и дело останавливаясь, чтобы перевести Тэду неясные тому выражения. Но все заметили, что Валюженич стал понимать по-русски куда больше, чем прежде. Уроки Цонхавы не прошли бесследно.
Услыхав о предсмертном проклятии Анубиса, Косухин лишь мрачно усмехнулся. Выходит, нелюдь допрыгался! Оставалось пожалеть, что рядом не оказалось «комсомольца» Гонжабова…
— Вот почему вы спрашивали меня о Цаган Гэрту! — понял Тэд. — По-моему, у этого Анубиса был обычный сдвиг на мистической почве…
Ни Арцеулов, ни Берг не стали возражать, хотя они помнили то, о чем не знал Валюженич — плоскую шерстистую морду с острыми волчьими ушами, и черную кровь, льющуюся на каменный пол.
— А господин Пэнь Гуань тут вообще ни при чем. Никакой он не шут, как выразился мистер Анубис, а весьма почтенный бог, правда китайский, — констатировал Тэд, — ведает судьбами людей, гоняет бесов и имеет знаменитый на всю Поднебесную меч с семью серебряными звездами… По-моему, эти типы в Шекар-Гомпе излишне вошли в образ…
Арцеулов не стал спорить, хотя ясно помнил семь серебряных звезд, сверкнувших в сумраке храма. Сейчас, при ясном солнце, говорить об этом не тянуло.
— Сюда бы Богораза! — Наташа задумалась. — Ну, в общем, в качестве рабочей гипотезы… Они хотели, чтобы мой Косухин, если пользоваться выражением Ростислава Александровича…
При этих словах Степа и Арцеулов несколько смутились.
— Чтобы мой Косухин им о чем-то поведал… Хотя бы о тайнике, где мы все прятались. Возможно, «Рубин», который вовсе не рубин, может концентрировать какие-то соединения, лучи… уж не знаю что… Неудивительно, что всем нам начали мерещиться лешие с русалками. Вы ведь видели всякую жуть, Косухин?
— Ага, — согласился Степа. — Всякие черные, потом этот… с граблями вместо рук…
— Ну, вот видите… Наверное, в древности с помощью этого «Рубина» могли проводить жуткие обряды, дабы держать в руках паству. Этак можно кого угодно свести с ума!.. Теперь ваш талисман, Ростислав Александрович…
Наташа осторожно взяла в руки подарок Джора, достала откуда-то свои очки в металлической оправе и принялась внимательно разглядывать рожок.
— Эх, сюда бы Семена Аскольдовича! — повторила она, снимая очки и возвращая эвэр-бурэ капитану. — Похоже, частота звука этого рожка каким-то образом резонирует с «Рубином» и прерывает реакцию. Причем достаточно бурно — чуть ли не с шаровой молнией. Очевидно, Анубису как раз и досталось одним из разрядов. Впрочем, если вам больше по душе версия про царя ада Яму и врага бесов Пэнь Гуаня…
Никто не спорил. Тэду, скептику и логику, версия пришлась по душе, а Арцеулов и Степа предпочли промолчать. То, что видели они, казалось слишком невероятным. В конце концов, гипотеза Берг, плохо или хорошо, но объясняла случившееся.
Степа был немногословен, говоря о допросе. Показалось нескромным вдаваться в подробности, да и не для Наташиных ушей они были. Зато Анубиса, Гонжабова, Гольдина и того, кто говорил с ним в темной камере, он постарался описать как можно точнее.
— Философ! — зло заметил Арцеулов, выслушав пересказанные Косухиным рассуждения неизвестного. — Мне бы этого, борца со смертью! До ближайшей стенки доводить бы не стал…
— А повернул он ловко! — покачала головой Берг. — Выходит, наш главный враг — смерть, и Тот, Кто смерть придумал…
— Оу! — заинтересовался Валюженич. — Я не силен в догматике, но этот неизвестный господин намекал на Мистера Творца? Не ново! По-моему, что-то подобное утверждали катары…
— Но ведь он говорил, что Бога-то нет, — возразил Степа, когда капитан как мог, объяснил, кто такие катары. — Не, пусть Реввоенсовет разбирается! Чего это они на Тибете развели поповщину! Эх, жаль вас всех, ребята, нельзя как свидетелей доставить.
— Спасибо, Степан, уважили! — скривился Арцеулов. — Мой вам совет — если у вас все же хватит дурости вернуться обратно в Большевизию — молчите о Шекар-Гомпе. Даже если будут ставить к стенке. В любом случае, это безопаснее.
На «дурость» Степа обиделся, но слова недорезанного беляка заставили задуматься. Конечно, и мысли не могло быть о том, что, он красный командир Степан Косухин, не вернется в РСФСР, не станет в строй своих товарищей, добивающих капиталистическую гидру. Но стенка, упомянутая капитаном, вполне могла стать реальностью. Оставалось одно — сразу же, не ожидая ареста, добраться до Столицы — и в Главную Крепость, к товарищу Троцкому. Или — впервые подумал он — прямиком к Вождю! Дело слишком важное — и слишком страшное. А там — пусть арестовывают. Он свое дело сделает…
Плоскогорье кончилось, оборвавшись огромной пропастью, за которой стали подниматься заснеженные громады, одна выше другой. Теперь аэростат шел над самыми вершинами. Пару раз казалось, что высоты не хватит, и наполненный гелием баллон врежется в гору. Арцеулов, к негодованию и испугу Тэда, хотел отправить за борт всю коллекцию «артефактов», чтобы облегчить корзину, но как-то обошлось. Аэростат прошел в каком-то десятке метров от голой, покрытой голубоватым ровным льдом, вершины, на которой одиноко торчал черный скалистый выступ. Внизу, на заснеженном склоне, промелькнул серый контур монастырских башен, отдаленно похожих на Шекар-Гомп. Затем вновь пропасть — узкая, черная — и новая гора, к счастью, пониже предыдущей…
Внезапно Косухин почувствовал знакомый соленый привкус. Он провел ладонью по лицу, и пальцы тотчас окрасились красным.
— Оу, Стив? — обеспокоенно отреагировал Валюженич.