Бой после победы | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Майор спросил:

— Хочешь, чтобы Мурза уверовал, что вся его группа уничтожена?

— Да, и в бою! А нашу версию ему обязательно подтвердят. Кто-нибудь из милиционеров наверняка связан с боевиками. Главное, Мурза должен и дальше продолжать действовать! Только в этом случае у нас появится шанс зацепить его! Рамазан может не знать дороги к логову Шамиля. Мурза же знает наверняка. Вот через него мы и выйдем на нужный объект! Ты хорошо понял меня?

Рябов кивнул:

— Хорошо, Шах!

— Выполняй! Я в отряд!

Знал бы Шах, что задумал Мурза Башаев, то тут же отменил приказ и бросил все силы на блокирование Ачхой-Мартана, заставив Донора забиться обратно в лес, тем самым сорвав акцию против Шамиля во имя спасения друга. Но он не знал замысла Мурзы и о Ростове совершенно не думал. Как не предполагал и того, что Рамазан знает о конечной цели боевого выхода Донора. А тот не собирался распинаться перед Шахом, зная, что в любом случае обречен. Отвечать на вопросы — да! Но только на заданные вопросы! И ни слова больше! Иначе в СИЗО и суток не проживешь! Мурза достанет! Сдать лагерь можно, но поторговавшись. А вот раскрыть планы Донора насчет Ростова, нет! Тем более Рамазан не обязан знать, что у Башаева в голове!

А Мурза в полночь начал собственную акцию. Его абреки за день нашли дом матери Лапаева. Впрочем, сделать это было не так уж и сложно. О местонахождении усадьбы Лапаевых Башаеву доложил Тимур. Именно он, назначенный помощником самого Донора, вышел на нее.

Мурза находился возле машины, когда вернулся помощник. Спросил:

— Ну что, Тимур, время семь без десяти! Пора иметь результаты!

Помощник довольно произнес:

— С ними я и пришел!

Башаев взглянул на подчиненного:

— Ты нашел дом Шамсета?

— Да, Мурза, и видел во дворе шакала Лапаева! Он крышу правил, а мать его хлеб пекла во дворе!

— Так, а теперь подробнее, Тимур!

Помощник объяснил:

— Разошлись мы, я сразу на рынок, где, как не на базаре, знают вся и всё! Но расспрашивал аккуратно. Думал, там узнаю адрес, но ошибся. Люди осторожные, готовы говорить о чем угодно, только не о том, о чем надо. В общем, с рынка вышел, имея примерные адреса шести Шамсетов Лапаевых. Начал обход. Первая попытка, пусто, вторая — то же самое, зашел в чайхану…

Мурза перебил Тимура:

— Свои похождения можешь опустить. Как нашел нужный адрес?

— Случайно, босс. Шел по центру, пацан бежит, я остановил его. Спрашиваю просто так, безо всякой мысли: дядю Шамсета не видел? А он мне: это того, что недавно милиция выпустила? Я встрепенулся. Ведь Лапаева вполне могли в ментовке на учет поставить. Все же в прошлом член сопротивления. Говорю пацану: да, того самого. Он мне — так вон он крышу латает. Гляжу, действительно наш Шамсет молотком работает. А во дворе мать. Все сошлось. Прошел мимо и сразу сюда.

Башаев спросил:

— Подходы к усадьбе какие?

— Нормальные. Но зайти во двор можно лишь со стороны улицы. Так что всю группу привлекать к акции, думаю, нет никакой необходимости.

Мурза бросил на помощника пронзительный взгляд:

— А вот это, Тимур, буду решать я!

— Конечно, босс!

— Ладно! Ты прав! Давай вызывай группу. Нечего им больше по поселку шататься. А на дело пойдем мы с тобой!

Тимур кивнул:

— Понял!

Ровно в полночь, укрываясь кустами, росшими вдоль арыка, Мурза с Тимуром подошли к усадьбе Лапаева. Калитка оказалась закрытой на крючок. Помощник легко справился с ним. Вошли во двор. Осмотрелись. Старый дом темнел проемами окон, за которыми свет не горел. Шамсет с матерью спали. Бандиты подошли ко входу, возле которого на коврике стояла обувь, мужская и женская. Мурза достал пистолет, навернул на него глушитель. То же самое сделал Тимур. Башаев дернул ручку. Дверь внезапно открылась. Не закрывались на ночь Лапаевы. Когда-то это было традицией на всем Кавказе, видимо, и сейчас кое-кто соблюдал ее. А напрасно. Башаев открыл дверь, вытащил из-за пояса фонарь, осветил прихожую — небольшую комнату с единственной дверью впереди. Может, она закрыта? Но и вход в комнаты был открыт. Выключив фонарь, Башаев приоткрыл створку, вгляделся в темноту, не увидел никого. Только скудную мебель — шкаф, сундук, невысокий столик на старой простой кошме с подушками вокруг него. Окна без занавесок. Слева и справа двери. Такие же, двустворчатые. Скорей всего, комнаты самого Шамсета и его матери.

Башаев указал глушителем пистолета на правую дверь, шепнув еле слышно:

— Если мать, кончай сразу! Если Шамсет — сигнал мне!

Тимур кивнул:

— Понял.

Бандиты разошлись по главной комнате.

Встали у дверей. Одновременно раскрыли створки и, включив фонари, вошли в спальни.

Луч фонаря Тимура вырвал из мрака низкую кровать и женщину на ней. Она сразу же проснулась и, сощурившись от света, спросила:

— Шамсет? Ты что?

В ответ прозвучал выстрел.

На подушку откинулась простреленная голова пожилой женщины, забрызгав мелкими пятнами крови свежепобеленную стену.

Мурза осветил Шамсета, спящего, укрывшись плотным одеялом, на полу на матрасе. И так же ослепил проснувшегося Лапаева.

Башаев приказал:

— Руки поверх одеяла, шакал!

Шамсет выполнил требование неизвестного, ослепляющий луч от мощного фонаря которого не давал Лапаеву рассмотреть незваного гостя. Но Шамсет понял, кто может быть этим «гостем». И страх холодной змеей пополз в его душу.

Мурза приказал:

— Встать!

Лапаев поднялся, взглянув в угол, где стояло ружье. «Гость» предупредил:

— Даже не думай, ублюдок! Тебе уже ничего и никто не поможет.

Шамсет спросил:

— Кто ты?

— Кто, спрашиваешь? Вспомни, тварь, балку недалеко от высот у Косых Ворот. Тайпана, что оставил тебя обеспечить безопасный проход Теймуразу. Вспомни, как ты продался русским! И предал, предал… моего брата! С тобой, мразь, говорит Мурза Башаев! Думал, предательство сойдет тебе с рук? Неверные защитят? Ну что, защитили? Где они? А я здесь, в твоей халупе, которая скоро превратится в склеп.

Шамсет проговорил:

— Меня заставили! Русские атаковали внезапно, мы ничего не успели сделать!

— Ты мог предупредить брата, ты обязан был предупредить его, а сыграл на стороне русских. Ты видел, что они сделали с Теймуразом?

— Нет!

— Нет? Так я скажу тебе. Русские порезали его на куски, обрекая на страшную, мучительную смерть. То же самое я сделаю с тобой… и с той, что родила тебя!