Степа смолчал и насупился. Резать, конечно, он никого не собирался. Косухин вдруг понял, что теперь у него будет возможность действительно все увидеть своими глазами. Особенно, если брат прав, и этот загадочный «Мономах» находится не в России. Выходит, в этом случае он не просто выполнит приказ, но и узнает то, что столько лет было величайшей тайной Империи! Узнает и сможет рассказать товарищам по пролетарской партии!
— Господин полковник! — похоже, Арцеулов подумал о том же. — Прошу меня простить, но вы рассекречиваете проект! Красные будут все знать! Если вы не собираетесь подвергать своего брата пожизненному заключению…
— Не собираюсь, — улыбнулся полковник. — Я беру Степана с собой, во-первых, чтобы он не замерз здесь один. А во-вторых, чтобы его сумасшедшие комиссары не помешали запуску. Собственно, проекта больше нет. Мы запускаем второго «Мономаха», и на этом наша миссия, к сожалению, заканчивается. Если у большевиков будет желание, они вполне могут продолжать работу.
— Это было бы забавно, — заметил Семирадский. — Папуасы запускают эфирный корабль. Боюсь, его распилят на зажигалки…
— Или начинят тротилом, — кивнул Лебедев.
— Это кто еще здесь папуас! — не выдержал Степа. Так его еще не обзывали. — Если это так важно, чердынь-калуга, то обратились бы в совнарком! Власть рабочих и крестьян, между прочим, на науку денег не жалеет!
В ответ послышался достаточно обидный смех. Смеялись все, даже невозмутимый Семен Богораз, который внешне не прислушивался к разговору, греясь у разгорающейся печки.
— Едва ли, Степан, — отсмеявшись, заметила Берг. — Не знаю, может, лет через сорок ваши комиссары поумнеют…
Степа смолчал, решив, что поскольку попал в плен, пусть и в плен к собственному брату, он, красный командир Косухин, не должен терять достоинства. Пусть смеются, белая кость! Он свое дело сделает…
Между тем появился чай, и обстановка несколько разрядилась. Даже Степа оттаял и начал с интересом прислушиваться к очередным эскападам профессора, вспоминавшего о своем путешествии к дикарям Малаккского берега. Ему внимали с интересом все, кроме Семена Богораза, который равнодушно прихлебывал чай, думая о чем-то своем.
Арцеулов также слушал забавные россказни Семирадского, но внутренне оставался собран, и мысль продолжала работать четко. Ситуация Ростиславу определенно не нравилась. Он еще раз понял, до чего его спутники далеки от происходящего в горящей, залитой кровью стране. Для них красный командир был неожиданным, но по-своему приятным гостем, с которым вполне можно выпить чаю и побеседовать о жизни. То, что по-странному велению судьбы Косухин оказался родным братом полковника, еще более настраивало их на благодушный лад.
Арцеулов думал иначе. Может, он был бы и не против подобной идиллии, окажись Степан Косухин большевистским недоумком из мобилизованных, которых на фронте попросту переодевали в шинель с погонами, давали спирту и посылали в бой. Таким Косухин и показался вначале, когда агитировал их сдаться на милость победившего пролетариата. Но теперь, сидя против всякого своего желания рядом с неожиданным пленником, капитан сообразил, что здорово ошибался. Из короткого рассказа Степы он понял, с каким упорством и бесстрашием этот краснопузый искал их посреди заледенелой тайги. Арцеулов даже достал карту, попытавшись прикинуть маршрут младшего Косухина, после чего лишь покачал головой. Надо было здорово ненавидеть врагов, чтобы идти почти наугад по их следам в тридцатиградусный мороз. Таких людей Ростислав уважал, а если это были враги, уважал, ненавидел и опасался.
Он смотрел, как Степа спокойно прихлебывает чай, перебрасывается с братом короткими, порой понятными им одним, фразами, даже начинает изредка улыбаться, и понимал, что сейчас красный командир Косухин может быть опаснее, чем когда стоял на крыльце с карабином в руках. Арцеулову вдруг представилось, что бы сделал он сам, оказавшись волею судьбы на Степином месте, и ему стало не по себе. Капитан дал себе слово не спускать с краснопузого глаз. Даже если для этого понадобится не спать и эту ночь, и следующую. В бдительность своих спутников Ростислав верил слабо.
После чаю компания разошлась по углам. Профессор вместе с Богоразом и полковником стали что-то обсуждать над картой, Берг осталась сидеть у печки, поглядывая на огонь, а Степа присел на лавку и закрыл глаза — многодневная усталость давала о себе знать. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие.
— Господин Косухин? — Наталья Берг незаметно для Степы уже успела подойти и присесть рядом. — Я вас ни от чего не отвлекла?
Степа ответил не сразу. К Берг после всего случившегося он и не знал, как относиться, к тому же «господином» бывать еще не приходилось.
— Нет… это… не отвлекли, Наталья Федоровна, — Косухин вовремя вспомнил имя-отчество девушки.
Берг рассмеялась.
— Слушайте, Степан, ну хоть вы не подражайте нашим ученым мужам и не именуйте меня с «ичем»! Можно подумать, что я мадам Кюри, и мне по меньшей мере семьдесят лет!
Степан не знал, кто такая мадам Кюри, но смысл сказанного до него вполне дошел.
— Тогда вы это… и меня господином не дразните… Наталья…
— Нет, Наталья — плохо, — покачала головой девушка. — Прямо Карамзин какой-то! На «Натали» не претендую, зовите Наташей. Тем более, что несмотря на иноземную фамилию, я коренная русачка. А вам как больше нравится — Степа или Степан?
— А никак, — осмелел Косухин. — «Степа» — как-то обидно, а «Степан»… Ну чего, Разин я что ли?
— Тогда остановимся на «Косухине», — решила Берг. — По-моему, это очень современно. Так вот, Косухин, как там моя кошка?
— При кухне кошка, — сообщил Степа, благоразумно умолчав, что кухня эта — тюремная.
— Рада за нее, — кивнула девушка. — Не хотелось, чтобы эта бедолага разделила нашу судьбу. Я должна извиниться перед вами…
— За что? — удивился Степа.
— За Али-Эмете. Маскарад был, конечно, нелеп, но, честное слово, в чека мне нельзя было попадать. Еще повезло, что на квартиру налетели вы, а не ваш этот… Чудов. Он бы и Али-Эмете не помиловал.
Степа, вспомнив свой разговор с Провом Самсоновичем, вынужден был признать полную справедливость данного предположения.
— Вы меня тоже извините, Наташа. Я… Ну, в общем, я бы все равно не выстрелил. Некрасиво, конечно, чердынь-калуга…
— Я не испугалась, — серьезно ответила Берг, и Степа ей почему-то сразу поверил. — Я знала, что в меня вы стрелять не будете…
— Ага, — согласно кивнул он, желая закончить этот малоприятный для него разговор. — Наташа, а вы тоже эта… ну, лететь собрались?
— К сожалению, нет. Я буду на земле, Косухин… Хотя, видит Бог, с удовольствием променяла бы свое место в рубке на право быть рядом с вашим братом. Если бы вы видели «Мономаха»!
— А какой он? — заинтересовался Степа. — И вообще, Наташа, расскажите мне… ну… с самого начала.