— А-а… — только и мог проговорить он, медленно опуская оружие, которое вдруг показалось совершенно ненужным и бессмысленным.
И в ту же секунду Арцеулов прыгнул. Он рухнул прямо на Степу, вцепился в карабин и, не разжимая пальцев, ударил локтем Степу в висок. Косухин захрипел, падая на колени, и закрыл глаза. Капитан отскочил в сторону — и дуло захваченного карабина уставилось на Косухина, завалившегося на бок.
— Не надо, Ростислав Александрович! — крикнула Берг, хватая его за руку.
— Жалеете красную сволочь? — процедил Арцеулов, неохотно опуская оружие.
— Не надо, капитан! — Лебедев подошел к лежащему на земле Степе и опустился рядом с ним на корточки. — Уберите оружие!
Его тон был какой-то странный: решительный и одновременно виноватый.
— Да что это вы, господа! — возмутился Арцеулов. — Чем вам дорог этот краснопузый, в конце концов? Вы что, его знаете?
— Да, знаю, — кивнул полковник. — Оставьте его, господин Арцеулов. Это мой брат.
— Что?! — в один голос ахнули Ростислав и стоявшая рядом Берг.
— Мой брат Степан, Степан Косухин. Моя настоящая фамилия Косухин, господа. Это мой младший брат…
— Этот решительный молодой человек? — удивленно произнес Семирадский, подходя к крыльцу и с явным интересом глядя на неподвижно лежавшего Степу. — Но вы ведь, помнится, говорили, Николай Иванович, что ваш брат — еще школьник?
— Вырос, значит, — ответил вместо полковник Арцеулов, вынимая у Степы из-за пояса револьвер и нож. — По-моему этот молодой человек преследует нас достаточно последовательно. Видать, из-за родственных чувств…
— Прекратите, Ростислав Александрович, — перебила его Берг, осторожно щупая пульс на Степином запястье. — Что вы с ним сделали?
— Я?! — вновь возмутился капитан. — Ну знаете, сударыня, еще секунда — и он бы вас попросту пристрелил!
— Оставьте, — девушка повернулась к спутникам. — Господин профессор, Семен Александрович, его надо внести в дом…
— Да-да, — подхватил Лебедев. — Конечно, господа. Извините, я просто немного подрастерялся…
— А я его тоже знаю, — удивленно произнес Богораз, до этого не проронивший ни звука. — Этот господин из чеки, помнится, был крайне невежлив…
Арцеулов отошел в сторону, делая вид, будто все происходившее его не касается. Он ограничился тем, что подобрал свое оружие и заглянул в избу, убедившись, что объявившийся родственник полковника Лебедева не привел с собой десяток краснопузых. Нельзя сказать, что случившееся поразило Арцеулова. В конце концов, почему у полковника не может быть младшего брата, которого занесло аккурат к красным? Конечно, встреча посреди таежного моря была неожиданной, но за свою фронтовую жизнь Ростислав видел еще и не такое.
Покуда Степу, все еще не пришедшего в себя, втаскивали в дом, а затем заносили вещи, Арцеулов стоял у крыльца и курил «козью ногу», прикидывая, что делать с неожиданным пленником. Он уже понял — краснопузого не выведешь в расход. Но отпускать его капитан тоже не собирался — это значило немедленно «засветить» их маршрут, который и так находился под пристальным вниманием.
«Черт с ним! — решил в конце концов Арцеулов. — Пусть полковник решает сам! Связать бы этого родственничка и бросить здесь, чтоб поумнел чуток…»
Степа пришел в себя и первое, что он увидел, было лицо брата. Значит, ему не привиделось…
— Коля, — удивленно проговорил он, пытаясь привстать. — Коля, да ты же мертвый!
Николай улыбнулся и покачал головой. Косухин оглянулся и понял, что он лежит на лавке в избе, вокруг собралась странная компания, которую он выслеживал последние дни, и все происходящее, судя по всему, не сон.
— Я тебе все объясню, — сказал наконец брат. — Только ради Бога, Степан, почему ты решил, что я погиб?
— Так бумага же! — Степа встал, хлопнул себя по поясу и убедился, что револьвер у него забрали. Значит, он в плену…
— Какая бумага? — удивился Николай. — Вам должны были прислать уведомление, что я нахожусь в длительной командировке…
— Скажешь… командировке… Ты же пропал в Галиции, под Рава-Русской! Из разведки не вернулся, чердынь-калуга!
— Ничего не понимаю! — полковник даже руками развел и удивленно поглядел на профессора. — Как они могли?
— Обыкновенно, — отозвался Семирадский. — Обеспечение секретности, сударь мой! Правда, не думал, что дойдет до такого…
— Какой ужас! — сообразила Берг. — Значит, вашей семье сообщили, что вы погибли, господин полковник?
— Выходит, так… — Лебедев был поражен не меньше Степы. — Я же писал! Мне сообщили, что мои письма доходят. И от тебя приветы передавали… Я еще удивлялся, Степа, что ты мне не пишешь…
— Ага, на тот свет, — вздохнул Косухин. — Слушай, Николай, так ты, выходит, полковник?
— Как видишь. А что, красным не полагается иметь родственников-офицеров?
Степа не ответил. Выходит, он гнался за этими интеллигентами зря! Нет, конечно, не зря, чердынь-калуга, брата нашел, да еще живого! Но ведь он не искал полковника Косухина. Ему нужен полковник Лебедев!
— Коля, — обратился он к брату. — Объясни мне, чего тут творится? Мне нужен какой-то Лебедев, который золото увозит.
— Золото, молодой человек? — поразился Семирадский. — Похоже, вас в вашей чеке надули-с! Эка хватили!
— Лебедев — это я, Степа, — пояснил брат. — Я так значился в документах военного министерства. Только о каком золоте ты говоришь?
— Так ты — Лебедев? — это открытие поразило Степу едва ли меньше, чем неожиданное появление сгинувшего брата. — Ты?! Так значит, ты командуешь, чердынь-калуга, этим «Мономахом»!
— Ого, господин полковник! — заметил Арцеулов, входя в избу. — Все ваши тайны для краснопузых — секреты Полишинеля!
— Не понимаю, — пожал плечами Лебедев, — какое золото? Степа, «Владимир Мономах» — это научный проект!
— Ага, научный! — при виде белого гада Арцеулова Степа вновь почувствовал себя на боевом посту. — Видел я вашу науку, чердынь-калуга! Сколько ребят живьем сгорело! А я думал, Коля, что ты самолеты испытывал! А ты, выходит, полковник Лебедев!
— Я испытывал самолеты, Степа. А насчет прочего… Наверно, пришло время нам объясниться.
Покуда ставили чай, Степа познакомился с остальными. Правда, Арцеулов не собирался подавать руки Степе, да тот и не стремился — они были, можно сказать, знакомы. Семен Богораз не произвел на Косухина особого впечатления — худосочного студента с Троицкой он вспомнил сразу, а вот профессор понравился, несмотря на очевидную иронию, с которой тот воспринимал скромную Степину личность.
Руку Натальи Берг Косухин пожимал с явной боязнью. Больше всего ему хотелось немедленно извиниться перед девушкой, объяснив, что он не собирался стрелять. Но слова как-то не клеились. Тем более Наталья не придавала столь драматическому эпизоду особого значения.