— Так у нас есть второй пилот, Николай Иванович, — раздался сонный голос Богораза. Студент неуверенно протирал очки, мигая красными от недосыпа глазами.
— Вы имеете в виду себя? — улыбнулся полковник.
— Себя? — удивился Богораз. — Вообще-то я летал на «Фарманах», но в такой ситуации не рискну. Зато среди нас есть человек, прошедший полный курс полетов на «Муромце»…
— Семен Аскольдович! — Берг смущенно взглянула на Богораза, а затем на пораженного услышанным Степу. — По-моему, в Качинской школе вы делали большие успехи, чем я.
— Постойте, постойте, — Лебедев встал и начал растерянно тереть лоб. — Вы учились в Качинской авиашколе?
— Почти весь шестнадцатый год, — подтвердила Берг. — Как раз там мы узнали о вашем полете. Господин Богораз прошел полную подготовку на легких аэропланах, а я предпочла бомбовозы. Я летала на «Святогоре» и «Муромце»…
— Сколько же вам было тогда лет?
— Целых восемнадцать, — засмеялась Берг. — Родители не отпускали, пришлось ехать якобы на лечение в Коктебель…
— Я, кажется, понимаю, — после некоторого молчания проговорил Лебедев. — Вы учились в Каче… А потом в Можайске?
— Только три месяца, — коротко ответила девушка. Полковник кивнул и больше на эту тему не заговаривал. И Степа, и Арцеулов знали о знаменитой на всю Россию авиационной школе в Каче, но чему учили в Можайске, не имели никакого понятия.
— Господин Богораз, значит, это вы должны лететь летчиком-исследователем? — Лебедев резко повернулся к студенту. Тот снял очки, покрутил в руках и вновь надел на нос.
— Во всяком случае, меня к этому готовили, — наконец произнес он. — Правда, не представляю, как я буду лететь с моим бронхитом…
— Черт знает что! — не выдержал полковник. — Многое не понимаю в разлюбезном отечестве, но временами начинает казаться, что все вокруг спятили! Сначала мне сообщают, что намечается испытание принципиально нового эфирного корабля. Затем выясняется, что будет проведен научный эксперимент, для чего будет послан летчик-исследователь. Вдобавок красным почему-то требуется сорвать запуск! И самое любопытное, что я ничего не знаю ни о новом корабле — мне даже не дали его как следует осмотреть! — ни об эксперименте, ни об экипаже!
— Я тоже не знаю, — спокойно ответила Берг. — Может, Семен Аскольдович нам что-нибудь объяснит, если, конечно, он вправе.
— Я? — удивился Богораз. — Не понимаю, что тут необычного. К вашему кораблю я отношения не имею, а что касается эксперимента, то речь идет об испытании системы эфирной связи. А насчет экипажа — тут, по-моему, обыкновенная российская расхлябанность. Вместо того, чтобы подготовить летчика, лететь предложили мне или господину Семирадскому. Я, конечно, понимаю, что такое долг ученого, но в этой истории мне, честное слово, приходится выступать, как лицо комическое…
Все это было сказано вполне убедительно. Во всяком случае, Арцеулов поверил, с сожалением поглядев на нескладного худого студента, который был менее всего похож на героя-первооткрывателя эфира. Но Степе тон Богораза показался каким-то нарочитым. Тем более, нелепый Семен Аскольдович, несмотря на свой кашель, очки и вечные жалобы, при случае недурно стрелял навскидку, окончил Качинскую школу да еще учился в этом самом Можайске, где, как сообразил Косухин и готовили экипаж «Мономаха».
«Ой, не простой студент, — подумал Степа. — А ведь таким придурком казался! Так ведь и Наташа, помнится, все кошку искала.»
Беседа прекратилась. Богораз вновь впал в обычную апатию, Степа и капитан задумались, пытаясь, каждый по-своему, осмыслить услышанное. Берг разложила перед собой карту предстоящего полета и углубилась в ее изучение. Полковник, сославшись на необходимость взглянуть на аэроплан, вышел.
— Так я еще не летала, — внезапно проговорила Берг. — Семен Аскольдович, это будет почище, чем когда мы с вами летели из Пишпека.
— А-а, — вяло отозвался Богораз. — Надеюсь, такой болтанки все же не будет. Я не выдержу.
— Так вы уже были там, в этом Челкеле? — удивился Ростислав.
— Конечно, — улыбнулась девушка. — Мы были там два раза. Просто оба раза мы разминулись с господином Лебедевым…
Косухин промолчал, но мысль о том, что разминулись они с его братом далеко не случайно, все же посетила его. Похоже, кавалера ордена Александра Невского не особо посвящали в детали проекта. И Степа вдруг подумал, что у страшного Венцлава могут быть резоны не допустить старта «Мономаха»…
Где-то через полчаса вернулся Лебедев и пригласил всех на летное поле. Там было уже все готово — огромный «Муромец» стоял на расчищенной от снега полосе, а трое механиков заканчивали что-то подтягивать и довинчивать в его механическом нутре.
— Хорош, а? — не удержался полковник, похлопывая по обшивке борта. — Сколько ни летал, а лучше «Муромца» машины не видел! Представляете, господа, семнадцать лет назад братья Райт продержались в воздухе всего три минуты! Их аппарат не мог поднять и средних размеров чемодан! Если бы тогда кто-то сказал, что через несколько лет аэроплан будет поднимать до двух тонн нагрузки и лететь до полусуток без посадки, никто бы просто не поверил!
— Коля, за штурвал дашь подержаться, а? — непонятно в шутку или всерьез попросил Косухин.
Лебедев легко щелкнул брата по лбу, и оба рассмеялись. Арцеулов с некоторым удивлением поглядел на обычно спокойного и сдержанного полковника. Здесь, на летном поле, Лебедев стал совсем другим. Летчик был снова в родной стихии, там, где мог рассчитывать на свои силы и опыт. Капитан же, знавший и умевший все, что нужно на войне, рядом с многотонной машиной, которая унесет их за тысячи километров, почувствовал себя снова мальчишкой, впервые увидевшим аэроплан во время показательного полета знаменитого Уточкина над городским ипподромом.
— Это серийный «Муромец»? — поинтересовалась Берг.
— Это моя машина, — не без гордости ответил полковник. — Кое-что я усовершенствовал… Впрочем, не будем терять времени, прошу всех на борт…
Кабина «Муромца» показалась Арцеулову огромной — здесь свободно могли разместиться все пятеро. Степа, уже бывавший на борту бомбардировщика, лишь завистливо вздохнул, взглянув на недоступный штурвал. Богораз, не проявивший ни малейшего интереса, тут же отправился в хвост, заявив, чтобы его не будили без крайней необходимости. Берг быстро, но внимательно осмотрев кабину, задала полковнику несколько непонятных для остальных вопросов, указывая на какие-то приборы. Тот столь же непонятно ответил, употребив запомнившееся Степе странное слово «гирокомпас». Затем полковник показал на лежавшие рядом с приборной доской летные шлемы, от которых тянулись тонкие длинные проводки:
— Наталья Федоровна, вы с этим знакомы?
Берг, молча кивнув, быстро надела шлем.
— Внутренний телефон, — пояснил Лебедев. — Можно разговаривать в полете. Там, в салоне, тоже есть гнезда, так что можете беседовать. К сожалению, не успели сделать шлемофоны на беспроволочной связи…