Он бросил велосипед прямо на снегу, размял руки, потер шею. Голова болела, но это была не простая головная боль — она прошивала насквозь. И еще страшно хотелось есть. Он несколько раз проезжал поворот, пока не уговорил себя повернуть. Нужно убедительное объяснение, почему у него рана на лбу — что-нибудь такое, что не заставит окружающих затянуть: «Ой-ой-ой, посмотрите, малыш упал с велика!» Он думал, как было бы хорошо, если бы тут вдруг оказалась Диондра (или Трей): тогда они вместе вошли бы внутрь — подумаешь, делов-то! — и народ начал бы улыбаться и предлагать выпить.
Не тут-то было — придется входить самостоятельно: на много миль вокруг блестел снег, и сюда ни с какой стороны не приближалась ни одна машина. Он открыл дверь и осторожно протиснулся внутрь. Бешеные аккорды бились о стены, как загнанный в угол зверь. Бен и раньше видел этого гитариста. Тот заявлял во всеуслышание, что входил в группу технического сопровождения «Ван Халена», с которым мотался по гастролям, но как-то не очень распространялся о том, что именно входило в круг его обязанностей и что это за штука такая — гастроли. Парень посмотрел куда-то мимо Бена; кажется, он его даже не заметил: взор блуждал по толпе фанатов, которую он представлял у своих ног. Четверо парней и девчонка — все старше Бена, у всех волосы мелким бесом после химии, — развалившись на полу, курили косяк, передавая друг другу, и тоже едва на него взглянули. Самый страшненький из парней облапил деваху, которая на нем почти лежала. У нее был маленький носик и красное прыщавое лицо. Похоже, она находилась под глубочайшим кайфом.
Бен пересек огромное пространство, которое отделяло его от ковриков-квадратиков, сел на тонкий зеленый квадратик метрах в полутора от живописной группы и начал украдкой поглядывать в их сторону: вдруг придется кивнуть. Никто ничего не жевал, так что с мыслью о том, чтобы что-то перехватить, пришлось расстаться. Если бы он был не он, а Трей, то мотнул бы головой и небрежно бросил: «Мне там оставьте затянуться, лады?» — и тогда смог бы с ними хотя бы покурить.
Гитарист, которого звали Алекс, кстати, очень неплохо играл. Гитара была еще одной мечтой Бена. Когда они с Диондрой как-то заехали в магазин музыкальных инструментов в Канзас-Сити, он никак не мог от них оторваться. Он, пожалуй, сумел бы ее освоить — по крайней мере, выучил бы достаточно аккордов, чтобы исполнять парочку действительно офигенных мелодий, вернулся бы сюда и поставил на уши эту дыру со всеми ее посетителями. У всех, кого он знал, хотя бы что-то в жизни получалось очень хорошо, даже если это что-то было просто тратой денег, как у Диондры. Едва он заговаривал с ней о том, что ему хотелось бы узнать и чему научиться, она принималась хохотать и говорила: что ему действительно нужно, так это получать приличные бабки.
— Ты должен понять, что все стоит денег: и продукты, и электричество, — говорила она.
Сама Диондра оплачивала кучу счетов — это точно, потому что родители часто отсутствовали, но ведь она выкладывала не свои деньги, а их. Он, правда, не мог точно сказать, так ли это здорово — подписывать чек. Интересно, который час? Может, нужно было просто поехать к ее дому и подождать там? Но теперь придется поторчать здесь еще часок, чтобы эти типы не подумали, что он уходит, потому что никто с ним не разговаривает. Джинсы в том месте, где на них попала вода из ведра, все еще были влажными, а от переда футболки несло несвежим тунцом.
— Эй, — подала голос девица. — Але, привет, малыш!
Он поднял голову, черная прядь упала на один глаз.
— Разве ты не в школе должен сейчас сидеть? — Слова выходили из нее ленивыми кучками. — Почему ты здесь?
— Потому что каникулы.
— Говорит, у него каникулы, — передала она его слова своему дружку, покрытому коростой парню со впалыми щеками и пробивающимися усиками. Тот с трудом поднял глаза.
— Ты здесь кого-нибудь знаешь? — спросил парень.
— Его знаю. — Бен махнул рукой в сторону Алекса.
— Эй, Алекс, ты знаешь этого паренька?
Алекс прекратил играть, но так и остался стоять в позе рокера с широко расставленными ногами и глянул в сторону сгорбившегося на полу Бена.
— He-а, не знаю. Я не вожу дружбу с малолетками.
Вот так они с ним всегда. А ведь он надеялся, что черные волосы помогут ему выглядеть старше. Над ним обычно или подтрунивают, или просто не обращают внимания. Может, телосложение виновато или походка, а может, с ним самим что-то не так? В любой игре, где подбирают команду, он всегда оказывался третьим с конца, на кого падал выбор: типа так себе парнишка, но, так и быть, сойдет, раз всех крутых уже разобрали. Парни, похоже, это чувствовали сразу — они заигрывали с Диондрой прямо в его присутствии. Будто знали, что у него душа уходит в пятки, куда бы он ни вошел. Как же, гребаный блин, это ему осточертело.
— Отсоси! — пробормотал он.
— У-у-у! Наш малыш сердится!
— Он вроде бы с кем-то подрался, — заметила девица.
— Что, чувачок, правда подрался?
Музыка совсем перестала играть. Алекс прислонил гитару к ледяной стене и курил с остальными, улыбаясь и покачивая головой. Голоса фейерверком бились в потолок и отскакивали от него, рассыпаясь.
Бен кивнул.
— И с кем же?
— Ты все равно не знаешь.
— Может, скажешь мне? Я ведь почти со всеми хорошо знаком. С кем? Может, с младшим братом? Не братишка ли тебя так отоварил?
— Трей Типано.
— Не свисти, — сказал Алекс. — Трей бы тебя знаешь как отделал!
— Ты дрался с этим долбанутым индейцем? Он, кажется, индеец только наполовину, да? — сказал спутник девчонки, на этот раз пропуская мимо ушей замечание Алекса.
— Майк, какая, блин, разница? Тебе не по фигу? — подал голос еще один парень.
Он затянулся, ярко-розовое перышко дыма плыло над ними в холодном воздухе. Девица докурила косяк и засунула картонный мундштук в волосы, отчего сбилась набок завитушка ее волос невзрачного мышиного цвета.
— Я слыхал, он занимается какими-то жуткими делами, — сказал Майк. — Типа играет с дьяволом в опасные игры.
Насколько Бен мог судить, Трей любил пускать пыль в глаза. Разглагольствовал об особых сборищах в полночь в Уичито, где при проведении каких-то там ритуалов они проливают кровь. Однажды, еще в октябре, он появился у Диондры на взводе и без рубахи; с него капала кровь. Он клялся и божился, что вместе с какими-то приятелями завалил быков где-то под Лоуренсом. Сказал, что они даже собирались нагрянуть в местный университетский городок и похитить какого-нибудь студента, чтобы и его принести в жертву, но вместо этого перепились и обкурились. Возможно, в тот раз он и не соврал, потому что на следующий день во всех новостях писали и говорили о том, как кто-то зарубил мачете четырех коров, а потом вытащил из них внутренности. Бен видел снимки: туши лежали на боку огромными кучами с печально вытянутыми узловатыми ногами. А ведь убить корову или быка невероятно трудно — может, поэтому при выделке кожи из нее получается такой прочный материал. Вообще-то можно допустить, что с такой грудой мышц, которыми Трей так гордится, он в состоянии убить корову при помощи мачете, и придурок он каких поискать, чтобы сделать это так, ради хохмы, но при чем здесь Сатана? Дьявола скорее устроило бы нечто менее бесполезное, чем коровьи внутренности. Золото, например. Или даже младенец. В доказательство преданности, что ли: как у преступников, когда банда требует, чтобы новенький кого-нибудь пристрелил.