— Его любят другие дети?
— У него полно друзей, — пробормотала Пэтти.
— Мне кажется, это не так, мэм. Насколько я понял, с ним мало кто дружит, он скорее одиночка, нелюдим.
— И что же это доказывает? — снова вмешалась Диана.
— Абсолютно ничего, мисс…
— Краузе.
— Абсолютно ничего не доказывает, мисс Краузе. Но сей факт в сочетании с тем, что на него не оказывает благотворного влияния отец, дает основание предполагать, что он, вероятно, подвержен, так сказать, неким негативным внешним воздействиям. Наркотикам, алкоголю, влиянию людей, у которых не все в порядке.
— Он не связан с антисоциальными элементами, если вас беспокоит именно это, — сказала Пэтти.
— Так назовите его друзей, — предложил Коллинз. — Назовите ребят, с которыми он проводит время. С кем он, например, провел прошедшие выходные?
У Пэтти словно язык прирос к нёбу. Помолчав, она покачала головой и положила руки на стол возле жирного пятна, оставшегося от пончика предыдущего клиента, — они здесь были сегодня далеко не первыми. Вот ее и разоблачили, вот оно, ее истинное лицо: женщина, не способная свести концы с концами, которая живет от одного непредвиденного обстоятельства до другого, постоянно берет в долг, вечно не высыпается, занимается попустительством, когда следовало бы уделять Бену больше внимания, помочь выбрать хобби или убедить вступить в какой-нибудь спортивный клуб, а не испытывать тайную благодарность за то, что остается на одного ребенка меньше, когда он закрывается у себя в комнате или исчезает на весь вечер.
— Что ж, налицо некоторые изъяны в родительском воспитании, — вздохнул Коллинз с видом человека, которому известно, чем все закончится.
— Мы хотим связаться с адвокатом до любого следующего шага и до того, как вы начнете разговаривать с кем бы то ни было из детей, — снова вмешалась Диана.
— Откровенно говоря, миссис Дэй, — Коллинз даже не взглянул на Диану, — на вашем месте я бы, более чем кто-либо, хотел узнать правду. Такое даром не проходит. Если все это правда (а лично я, честно говоря, думаю, что это именно так), ваши дочери, вероятно, стали его первыми жертвами.
Пэтти взглянула на Либби, которая сосредоточенно слизывала розовую глазурь со своего пончика, и подумала, как часто Либби когда-то висла на Бене. О тех обязанностях, которые дети выполняли сами, без ее участия и контроля. Иногда после работы с Беном на скотном дворе девочки приходили домой раздраженные, на грани слез. Но… на что он намекает? Они ведь еще маленькие, они сильно устают и поэтому капризничают. Захотелось плеснуть кофе прямо ему в лицо.
— Скажу откровенно, — его голос не отпускал, давил, — невозможно представить, как… как матери, должно быть, страшно слышать такое. Но знаете, что сказал мне психолог, который работает с каждой из девочек по отдельности? Что они рассказывают такое, о чем пятиклассница знать не может, если только подобное с ней действительно не происходило. Он говорит, что это классический сценарий совращения малолетних. Вы, уверен, слышали о деле Макмартинов?
Пэтти смутно припомнила: детский сад в Калифорнии, где всех воспитателей судят за то, что они оказались дьяволопоклонниками, развращавшими детей. В вечерних новостях показывают симпатичный, залитый солнцем домик, а потом через весь экран черные буквы: «Ночной кошмар в дневном детском центре».
— Поклонение Сатане, боюсь, довольно частое явление, — продолжал Коллинз. — Оно проникло во все уголки нашего общества. Дьяволопоклонники предпочитают включать в сферу своих интересов молодежь, они привлекают в свою организацию молодых. Разложение и разрушение детской психики — часть дьяволопоклонства.
— У вас есть доказательства? — заорала на Коллинза Диана. — У вас есть свидетели помимо одиннадцатилетних девчушек? У вас у самого-то дети есть? Разве вы не знаете, с какой легкостью они фантазируют! Да вся их жизнь состоит из сплошных фантазий и небылиц. Кто еще, кроме этих девочек да вашего гарвардского всезнайки, от которого вы в таком восторге, может подтвердить эти лживые истории?
— Теперь что касается улик. Девочки в один голос утверждают, что он забирал у них трусики на странные сувениры или что-то там еще, — сказал Коллинз, обращаясь к Пэтти. — Если вы позволите нам посмотреть у вас дома, мы могли бы уже сейчас начать в этом разбираться.
— Мы должны сначала связаться с адвокатом, — буркнула Диана в сторону Пэтти.
Коллинз одним глотком прикончил свой кофе, проглотил отрыжку, стукнул себя кулаком в грудь и через плечо Пэтти скорбно взглянул на Либби. У него был красный нос пьянчужки.
— Сейчас необходимо прежде всего сохранять спокойствие. Мы поговорим со всеми, кто в той или иной степени причастен к этой истории, — сказал он, по-прежнему игнорируя Диану. — Сегодня, миссис Дэй, мы успели побеседовать с некоторыми педагогами из его школы, и их рассказы оказались неутешительными. Например, с учительницей по фамилии Дарксилвер, знаете такую?
Он посмотрел на Пэтти, она кивнула. Дарксилвер всегда отличала Бена, он ходил у нее в особых любимчиках.
— Сегодня утром она заметила, что ваш сын шныряет у шкафчика Крисси Кейтс. На территории начальной школы. И это во время рождественских каникул. Меня сей факт беспокоит. — Он взглянул на Пэтти. — Миссис Дарксилвер говорит, что он был возбужден.
— И что это означает? — раздраженно бросила Диана.
— У него произошла эрекция. Мы заглянули в ящик Крисси и обнаружили там записку провокационного содержания. Миссис Дэй, люди, с которыми мы беседовали, отзываются о вашем сыне как об изгое, о парии. Они говорят, что он странно себя ведет, и считают его чем-то вроде бомбы замедленного действия. Некоторые учителя его попросту боятся.
— Боятся? — повторила Пэтти. — Как можно бояться пятнадцатилетнего мальчишку!
— Вы еще не знаете, что мы обнаружили у него в шкафчике!
Что же они там обнаружили? Пэтти решила, что Коллинз скажет — наркотики, или журналы с обнаженными девицами, или (дай-то бог) связку запрещенных петард. Если у сына неприятности, пусть бы из-за десятка-двух этих длинных, похожих на свечи картонных трубок. С этим она смогла бы как-то смириться.
Даже когда Коллинз начал издалека («Это весьма тревожный знак, миссис Дэй, и я хочу, чтобы вы подготовились»), Пэтти решила, что он, возможно, имеет в виду оружие. Бен обожает оружие, всегда его любил; это напоминало стадию его детского увлечения игрушечными самолетами или, скажем, цементовозами, но с той разницей, что любовь к оружию не заканчивалась. Они вместе стреляют и охотятся (то есть когда-то вместе стреляли и охотились). Возможно, чтобы похвастаться, он притащил в школу свой любимый кольт. Он может открывать сейф с оружием только с ее разрешения, но если сделал это самовольно, они с этим как-нибудь справятся. Поэтому пусть это будет оружие.
Коллинз откашлялся, затем тоном заговорщика, отчего им пришлось податься к нему через стол, сказал: