— В шкафчике вашего сына мы обнаружили… фрагменты… плоти. Органы. Сначала мы предположили, что это могут быть останки младенца, но они, кажется, принадлежат какому-то животному. Репродуктивные органы то ли кошки, то ли собаки в пластиковом контейнере. У вас, кстати, не пропадала кошка или собака?
Пэтти никак не могла справиться с подступившей к горлу от этих слов тошнотой. Они всерьез решили, что в шкафчике у Бена могут находиться детские органы?! Раз им первым делом пришла в голову мысль о том, что Бен убил младенца, можно представить, какие страшные психические нарушения они в нем видят. Именно в ту минуту, не отводя взгляда от веера жирных пятен на столе, она поняла, что ему не миновать тюрьмы. Раз его считают настолько извращенным, у него нет другого выбора.
— Нет, у нас ни кошки, ни собаки не пропадали.
— У нас семья охотников. Фермеров, — это снова была Диана. — Мы связаны с животными, с разделкой туш. Неудивительно, что у него могло что-то оказаться.
— Неужели вы держите дома части мертвых животных? — Коллинз впервые прямо посмотрел на Диану и несколько секунд не отводил от нее тяжелый взгляд.
— А что, существует закон, запрещающий это делать? — огрызнулась она.
— Один из ритуалов дьяволопоклонников связан с подобным жертвоприношением, миссис Дэй, — сказал Коллинз. — Вы не могли не слышать о том, что недалеко от Лоуренса в нашем штате кто-то изрубил скот. Мы считаем, что все эти события связаны между собой.
Лицо Пэтти оставалось непроницаемо-холодным. Все кончено, теперь все кончено.
— Чего вы хотите от меня? — спросила она.
— Я поеду с вами к вам домой и поговорю с вашим сыном, хорошо?
На последнем слове в голосе Коллинза появились отеческие нотки, он говорил с ней почти как с маленькой. Пэтти почувствовала, что рядом Диана сжала кулаки.
— Его нет дома. Мы сами пытаемся его отыскать.
— Миссис Дэй, повторяю, нам срочно необходимо побеседовать с вашим сыном. Где, по-вашему, можно его найти?
— Мы не знаем, где он, — вставила Диана. — Мы в таком же положении.
— Вы его арестуете? — спросила Пэтти.
— Мы ничего не можем сделать, пока с ним не поговорим, и чем быстрее это произойдет, тем быстрее все встанет на свои места.
— Это не ответ, — сказала Диана.
— Но это единственное, что я могу вам сказать, мэм.
— Что означает, арестуете, — сказала Диана и впервые за все время разговора опустила глаза.
В это время Коллинз поднялся, подошел к Либби и, присев возле нее на корточки, засюсюкал: «Как дела, солнышко?»
Диана схватила его за руку:
— Оставьте ее в покое!
Коллинз хмуро на нее посмотрел:
— Я просто стараюсь помочь. Разве вы не хотите узнать, все ли в порядке у Либби?
— Мы знаем, что с ней все нормально.
— Тогда почему не хотите, чтобы она мне сама это сказала? Давайте в таком случае прибегнем к помощи организации по правам ребенка…
— Отцепись!
Диана закрыла собой Либби. Пэтти хотелось потерять сознание. Она слышала, как за спиной сцепились Диана и Коллинз, но просто сидела и смотрела, как женщина за прилавком готовит кофе, и изо всех сил старалась больше ничего вокруг не замечать. На секунду ей это почти удалось, но в это время Диана уже тащила ее и перемазанную глазурью от пончика Либби к выходу из кафе.
Когда они ехали домой, Пэтти снова захотелось плакать, но она решила дождаться отъезда Дианы. Диана заставила ее сесть за руль, сказав, что это поможет сосредоточиться. Пэтти находилась в таком отчаянии, что Диане всю дорогу приходилось говорить, какую передачу переключать. «Давай попробуем третью, Пи. А теперь, похоже, нужно переходить на вторую». Либби молча сидела на заднем сиденье, подтянув коленки к подбородку.
— Случится что-то плохое? — наконец спросила она.
— Нет, солнышко.
— А мне кажется, случится.
Пэтти снова охватила паника. Господи, да что же она за человек, если взяла с собой семилетнего ребенка! Как ей могло прийти такое в голову! Мама никогда бы так не поступила. Но мама и не растила бы Бена так, как делала это она, Пэтти, — не заботясь о ребенке как следует и надеясь неизвестно на что — и такого у нее все равно бы не случилось.
До крика хотелось поскорее попасть домой, свернуться там клубочком, почувствовать себя в безопасности. Они решили, что Пэтти будет дожидаться Бена дома (он наверняка скоро объявится), а Диана поедет в город к знакомым, чтобы определить, что говорят люди. Кто что знает, чью сторону принимают и с кем, черт побери, общается Бен.
Они подъехали к дому и рядом с машиной Пэтти увидели еще одну — грязную спортивную машину лет десяти.
— Кто это? — спросила Диана.
— Не представляю. — Пэтти сказала это трагическим голосом, заранее уверенная в том, что, кто бы это ни был, его визит не сулит ничего хорошего.
Они открыли входную дверь, и изнутри на них выкатилась волна горячего воздуха. Первое, что попалось на глаза, — открытая коробка какао-порошка на большом столе, от которой бежала коричневая дорожка в кухню. Пэтти услышала сиплый смех и тут же поняла: Раннер. Он сидел на полу с облепившими его со всех сторон дочерьми и потягивал горячий шоколад. По телевизору показывали какой-то фильм о природе, девочки заверещали и схватились за отца, когда на экране из воды вырвался огромный крокодил и ухватил какое-то животное с рогами.
Раннер лениво поднял глаза, словно она — доставщик пиццы.
— A-а, это ты, Пэтти. Сколько лет, сколько зим!
— Мы должны разобраться с семейными делами, — вставила Диана, — так что отправляйся-ка ты к себе домой.
Во время бесконечно тянувшихся недель прошлым летом, когда Раннер жил с ними, он несколько раз ругался с Дианой. Она на него кричала, а он огрызался: «Диана, ты здесь не муж», после этого уходил в гараж, напивался и часами швырял о стену свою старую бейсболку Нет, Диана явно не сможет отправить его восвояси.
— Не волнуйся, Ди. Езжай и через час мне позвони — расскажешь, что происходит, ладно?
Диана метнула в сторону Раннера гневный взгляд и выскочила на улицу, громко хлопнув дверью.
— Батюшки, что это с ней! — сказала Мишель и посмотрела, маленькая предательница, на отца, скорчив рожицу.
Волосы у нее стояли дыбом в том месте, где Раннер потрепал ее по голове. Он всегда вел себя с детьми довольно странно — ласки были грубыми, но не как у взрослого. Ему нравилось их щипать или вдруг пнуть, чтобы обратить на себя внимание. Они смотрят телевизор — он неожиданно перегнется и сильно шлепнет кого-то из них по руке или по ноге. Любая из дочерей от такого шлепка посмотрит на него глазами, полными слез и возмущения, а он заржет и скажет: «И че-о-о такого!» или «Я ж здороваюсь. Приветик!». А когда он куда-нибудь с ними ходил, всегда шел сбоку на приличном расстоянии и бросал на них косые взгляды. Эта картина всегда напоминала Пэтти старого койота, который, прежде чем напасть, несколько километров следует за жертвой по пятам и действует ей на нервы, прихватывая то за хвост, то за ляжку.