Я умыла ее, расчесала волосы, одела — на сегодня я выбрала голубое платье — и усадила в кресло, ждать визита.
— А еще, знаешь, я сегодня разговаривала с мистером Роландом Тайлером. Очень приятный молодой человек. Ты бы только слышала, как он говорил о тебе. Знаешь, — но это строго между нами, — по-моему, он влюблен в тебя, только не хочет в этом признаться, потому что работает на твоего отца. Я решила, что тебе следует об этом знать. Может быть, у тебя уже есть собственное мнение на этот счет, и когда ты поправишься, будешь знать наверняка, как тебе вести себя с ним. Вот погоди, однажды, если будешь умницей, я тебе расскажу все, что он о тебе говорил.
Господи, как же мне было жаль ее, эту прелестную девушку, которая сидела передо мной почти как неодушевленный предмет, не реагируя ни на одно мое слово. И все же я была рада, что рассказала ей о Тайлере. Возможно, это отложится у нее в мозгу и даст ей пищу для более радостных размышлений.
Подъехал экипаж… Я кинулась к окну — да, это был Ник. Он буквально выскочил из коляски и бегом взбежал на крыльцо. На этот раз кто-то даже потрудился открыть для него главные ворота.
— Доктор Рисби приехал, — объявила я для Евы. — Я сейчас пойду вниз; он, наверное, сначала поговорит с твоим отцом, а потом мы вместе поднимемся сюда. А знаешь, Ева, милая, ты просто прекрасно выглядишь, Нику очень понравится. И вообще, ты такая хорошенькая для того, чтобы проторчать всю оставшуюся жизнь в этом кресле! Нет, мы этого не допустим! Ты встанешь, и очень скоро. Ну, извини меня, я скоро вернусь.
Я сбежала вниз как раз вовремя: мистер ван Дорн встретил Ника, они пожали друг другу руки. Затем мистер ван Дорн пригласил нас в кабинет.
— Мисс Вингейт, будьте так любезны, закройте дверь, — сказал он.
Я повиновалась. Потом вернулась и села рядом с Ником. Мистер ван Дорн некоторое время открыто рассматривал его. Потом коротко кивнул.
— Доктор, — начал он, — честно говоря, я несколько сражен вашей молодостью. Но, с другой стороны, можно считать, что это скорее достоинство, чем недостаток. Мисс Вингейт сообщила, что вы уже воспользовались возможностью осмотреть мою дочь.
— Нет, сэр, — ответил Ник. — Это не было осмотром в полном смысле слова. Она ведь не моя пациентка. Я просто воспользовался возможностью немного понаблюдать за ней, вот и все.
— Понятно, — сказал мистер ван Дорн. — И вы действительно считаете, что она может поправиться?
— Уверен в этом, сэр.
— Вы знаете, что другие врачи так не считают?
— Да, сэр. Дело в том, что исследование человеческого мозга — совершенно новая область в медицине. Большинство врачей даже не пытаются заниматься этим. Я в отличие от них считаю, что многие человеческие недуги вызваны состоянием центральной нервной системы.
— В данный момент меня интересует только состояние моей дочери. Что вы об этом можете сказать?
— Ну, во-первых, это особый вид помешательства, который известен уже довольно давно. Поясню: вот, скажем, вы, я, мисс Вингейт — мы нормальные люди; это значит, что в нашем мозгу имеется определенная логика восприятия, к которой он приспособлен. Я бы даже сказал, существует определенная гармония. У Евы же эта гармония нарушена; какая-то часть ее мозга функционирует лишь в ограниченной степени, другая не функционирует вообще. Этим и вызвана ее болезнь.
— Безумие, молодой человек. Не болезнь, а безумие. Называйте вещи своими именами.
— Хорошо, пусть будет так — безумие. Но это излечимо. Это состояние могло быть вызвано самыми различными, однако вполне конкретными причинами — например, тяжкой утратой, — что, видимо, исключается; какой-нибудь чисто материальной потерей — тоже не подходит; или шоком, чем-то, что могло привести ее в ужас, — это единственное, что у нас остается. И это самое очевидное.
— Но моя дочь не переживала никакого шока, — сказал мистер ван Дорн. — Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.
— Если можно, расскажите, пожалуйста, подробнее, как и когда у нее это началось и где были вы в это время.
— Мы с женой были за границей, в Англии. Там получили известие, что Ева серьезно заболела. Вернулись с первым же пароходом и застали ее вот в таком состоянии. Она не говорила ни слова, ни на что не реагировала… просто застыла в полной неподвижности. Это было ужасно. Поначалу у меня от этого были кошмары по ночам.
— В психиатрии это называется кататоническим состоянием, — сказал Ник. — В какой-то степени это похоже на смерть. Евин мозг отказывается воспринимать определенную информацию, но достичь этого может, лишь закрывшись от всякой информации вообще. Он отключается от всех внешних событий.
— И что же нужно сделать, чтобы вновь пробудить ее к жизни, доктор?
— Ее нужно приучить воспринимать то, что мозг отказывается воспринять. Сначала нужно попытаться узнать, что это, а затем внушить, что бояться нечего. Этот процесс может оказаться довольно длительным. Сейчас я знаю, что она слышит и понимает, что ей говорят. Она может даже передвигаться произвольно — если очень захочет. Но она этого не хочет. Она ушла в свое состояние условной смерти, потому что для нее это единственный способ не думать, не вспоминать о том, что ее мучит.
Мистер ван Дорн искоса взглянул на меня.
— А у вас очень образованный друг, мисс Вингейт. Я просто поражен.
— Благодарю вас, — ответила я. — Я-то это знала.
— Ну, хорошо. А теперь расскажите мне, доктор, каким образом вы собираетесь возвращать мою дочь к жизни.
— В основном этим будет заниматься Анджела… мисс Вингейт. Я же тем временем постараюсь выяснить, что именно она так боится вспоминать. По всей видимости, это каким-то образом связано с вашим домом, с этим имением, с людьми, которые здесь живут. Для нас сейчас очень важно это выяснить.
— Тогда займитесь этим, и как можно скорее. Спрашивайте, кого вам будет угодно и очем угодно. Я разрешаю. Самое главное — чтобы моя дочь поправилась. Если вам это удастся… за благодарностью я не постою, можете не сомневаться.
— Если мне удастся ее вылечить, — сказал Ник, — это и будет самой большой наградой. Ведь, кроме всего прочего, мне удастся доказать, что мои теории верны, и тогда я смогу использовать свои методы для лечения и других подобных случаев. Если бы вы только знали, сэр, сколько несчастных ждут этого. Единственное, чего я прошу, — это чтобы мне не мешали.
— Если кто-нибудь откажется вам помогать, сразу скажите мне. Как вы думаете, сколько времени это займет?
— Возможно, все изменится уже сегодня вечером, а возможно, через неделю… или через год. Ничего более определенного сказать, к сожалению, не могу, мистер ван Дорн. Могу только обещать, что сделаю все возможное. Если нам повезет, ваша дочь очень скоро к вам вернется.
— Хорошо, — мистер ван Дорн встал и протянул руку.
Когда мы оказались в холле, Ник привлек меня к себе.