— Вполне возможно. Я ведь только практикующий врач, моя сфера — общие заболевания. Разумеется, я не все знаю. Боюсь только, что психиатр сразу диагностирует этот случай как безнадежный и потребует поместить ее в клинику. Тогда я уже ничего не смогу с этим поделать. Вот почему я воздержался от приглашения такого специалиста. Я-то считаю, что надежда всегда остается, и не спешу сдаваться.
— Благодарю вас, — сказала я, — я, знаете ли, тоже не привыкла сдаваться. Думаю, что и Ева сейчас чувствует себя лучше: она ведь слышит нас.
Доктор Виггинс поднялся и подошел к кровати.
— Молю Бога, Ева, чтобы ты нас услышала. Хочу, чтобы ты знала: я верю, что мы тебя вылечим. Пока не знаю как, но вылечим. У тебя теперь есть хороший друг — Анджела. С ее помощью ты поправишься быстрее, я уверен. Доброй ночи, дорогая. Постарайся заснуть. Гони все мрачные мысли. Я забираю мисс Вингейт на несколько минут. Мы будем рядом, за дверью, так что тебе нечего бояться.
Я последовала за доктором в коридор.
— Будьте так любезны, мисс Вингейт, приезжайте завтра утром в город. Я буду у себя в приемной до полудня. Я выпишу вам новое снотворное для Евы. Ей надо как следует отдохнуть, выспаться. И кроме того, расскажете мне, как прошла ночь.
— Благодарю вас, доктор, — сказала я, — обязательно приеду.
Быстрыми шагами он удалился, а я вернулась к Еве. Раздела ее, расчесала волосы — по-моему, ей это понравилось — и уложила как можно удобнее. Осторожно закрыла ей глаза — даже это казалось ей не под силу.
— Спокойной ночи, дорогая моя, — прошептала я, — ничего не бойся, я с тобой.
До самого рассвета я не могла заснуть. Лишь ненадолго задремала на стуле у Евиной кровати, а когда проснулась, было яркое солнечное утро. Ева лежала, с открытыми глазами. Я встала, потянулась, разминая затекшие мышцы, закрыла окно, задула лампу, ополоснулась холодной водой и набрала немного воды для Евы. Потом умыла ее, причесала, переодела, поправила постель, оделась сама и вышла сообщить, что мы готовы завтракать.
Мисс Кемп внесла большущий поднос. От запаха бекона и горячих гренок просто слюнки текли. Выражение Евиного лица, однако, не изменилось. Поздоровавшись с мисс Кемп, я сообщила ей, что она может быть свободна: я сама покормлю Еву; хотя до сих пор это входило в ее обязанности. Затем я попросила ее распорядиться насчет экипажа, который мне понадобится после завтрака.
— Поеду в город, — сказала я, как бы не замечая ее изумления. — Доктор Виггинс просил заехать за лекарством для Евы. Да, кучера не нужно, я правлю сама.
— Хорошо, — коротко ответила мисс Кемп. Сообщение о том, что я еду не по своим делам, а
по просьбе доктора Виггинса, явно ее удовлетворило.
— Я буду приглядывать тут, пока вас нет, — сказала она, — да и миссис ван Дорн обычно проводит утренние часы с Евой.
Ну, если так, решила я, вполне можно оставить ее на два-три часа.
Когда я уже была почти готова ехать, в комнату вошла миссис ван Дорн.
— Благодарю вас за то, что вы сделали для дочери, — сказала она. — Доктор Виггинс расхваливал вас до небес вчера вечером, но я и без его похвал знаю… уже знаю вам цену, Анджела. Скажите, могу я вас так называть?
— Буду счастлива, миссис ван Дорн. Еще больше меня радует то, что доктор Виггинс — теперь я это знаю точно — тоже верит в выздоровление Евы.
— Я так надеялась на это, — ответила она. — Это ведь лучший возраст в жизни. Если бы только она поправилась! Каждую ночь я молю Бога об этом. У нас так много планов, и для нее тоже.
— Она все слышит и понимает. Я в этом уверена. Мне кажется, для нее очень важно знать, что в этом доме все надеются на ее выздоровление.
— Благослови вас Бог, моя дорогая, — произнесла миссис ван Дорн, однако, боюсь, улыбка ее была скорее скептической. — Ну, а теперь бегите. Я вижу, ваш экипаж уже готов.
Я наклонилась и коснулась губами Евиной щеки; она была как восковая.
— Вот увидишь, Ева, скоро, очень скоро ты будешь править экипажем, который повезет сейчас меня в город.
Поспешно попрощавшись с миссис ван Дорн, я вышла из дома. Экипаж ждал у крыльца. Ни Уллиса, ни Сьюзан, ни ее матери я в это утро так и не видела. Проходя мимо кабинета мистера ван Дорна, я поняла по звукам, что он там, однако у меня не было никаких причин его беспокоить.
Экипаж был хорош, лошадь прекрасная. Я правила с некоторой гордостью, даже самодовольством. Экипаж ехал вниз по Королевской дороге к центру города. Проехали мимо двух зданий серого цвета, в которых размещались магазины, мимо кузницы, парикмахерской, шляпного магазина: в витрине были выставлены французские шляпы с перьями — залюбоваться можно. Стараясь не обращать внимания на мужчин, глазевших на меня, я продолжала путь, пока не увидела дверь с табличкой, на которой значилось имя доктора Виггинса. Лестница вела на второй этаж, в приемную.
Я поднялась наверх. В приемной никого не было. Комната оказалась на редкость уютной, располагавшей к отдыху. Но мне был нужен доктор; пришлось постучать в дверь его кабинета. Мне ответили сразу же.
— Доброе утро, мисс Вингейт, входите, пожалуйста, — сказал доктор. — Вы ранняя пташка, молодая леди, и я это приветствую. Вот… Я приготовил снотворное. Имейте в виду: это сильнодействующее средство, одной чайной ложки достаточно. Ну-с, как Ева провела ночь?
— Она спала всю ночь, доктор. Выглядит вполне отдохнувшей.
— Прекрасно, прекрасно… Пожалуй, это все, что мы можем для нее сделать — поддерживать в норме ее физическое здоровье и дать возможность мозгу справиться с заболеванием.
— Спасибо, доктор.
Я взяла флакон с лекарством, но не спешила уходить. Я была в нерешительности. Как спросить его о том, что меня занимало? Имею ли я вообще право спрашивать об этом?
Мои колебания не остались незамеченными.
— Что такое, мисс Вингейт? Вы о чем-то хотите спросить?
— Есть одна вещь, которая мучает меня с того самого момента, как я приехала в имение ван Дорнов и увидела Еву. Не знаю, сумеете ли вы помочь мне…
— Что же это? Думаю, вы теперь достаточно хорошо меня знаете и не станете сомневаться в том, что я готов сделать все, чтобы эта девушка поправилась.
— Доктор, я хотела бы знать, не случилось ли чего-нибудь из ряда вон выходящего в тот день, когда Ева впала в это странное состояние?
Он на мгновение задумался, видимо, пытаясь мысленно вернуться в тот день.
— Ничего, решительно ничего, что запало бы мне в память. А почему вы спрашиваете?
— Видите ли, Ева могла в тот день пережить какой-нибудь шок, настолько тяжелый, что мозг ее оказался не в состоянии это воспринять, и она его как бы отключила — бессознательно, конечно, — так что теперь вообще ничего не воспринимает… или не хочет воспринимать.