Дженни Трент, учительница, проживавшая в Лафайете.
Она прибыла в Новый Орлеан три месяца назад, планируя переночевать здесь и рано утром отправиться дальше. О ее исчезновении заявили лишь месяц спустя, потому что это произошло во время летних каникул. Ее единственная родственница, вдова ее двоюродного брата, одна воспитывающая троих детей, не беспокоилась, пока в сентябре ей не позвонили из школы, чтобы спросить, почему Дженни не вышла на работу.
Согласно описанию, рост Дженни составлял пять футов три дюйма, [9] а вес — сто двадцать фунтов. [10] Ей было двадцать восемь лет. За шесть лет работы в школе она скопила денег для поездки в Южную Америку, где планировала провести двадцать восемь дней.
Исследование ее домашнего компьютера показало, что она распечатала свой посадочный талон. По данным авиакомпаний, она так и не села на самолет, который должен был доставить ее в Каракас через Майами.
Никто не знал, где она остановилась — или планировала остановиться — в Новом Орлеане. Данные о последних операциях, проведенных по ее кредитной карте, полиции ничего не дали.
Ее возможная смерть могла иметь место не ранее трех месяцев назад. Этого недостаточно, чтобы тело сгнило до костей. Если только ему не помогли — не разрубили, к примеру, на куски и не оставили полежать на жгущей новоорлеанской жаре или в неглубокой могиле. Тогда другое дело. Он не был судмедэкспертом, но повидал довольно преступлений, и, насколько он мог судить, первая кость как раз соответствовала росту пять и три.
Пусть это называлось «хвататься за соломинку», за многие годы Эйдан привык доверять своей интуиции. Чем дальше он читал, тем большее возмущение его охватывало. Эта молодая женщина делала в жизни только правильные вещи — она училась, она нашла работу, она работала и откладывала деньги на поездку своей мечты. А потом она исчезла. Поскольку у нее не осталось никого ближе вдовы ее двоюродного брата, в одиночку воспитывающей троих детей, некому было потребовать расследования, и ее дело пылилось на полке.
Были и другие интересные случаи, но им было далеко до случая Дженни Трент.
Он поднял трубку и позвонил Джереми.
— Мы, кажется, договорились встретиться через три часа, — сразу отозвался брат.
— Послушай, у тебя есть что-нибудь на женщину по имени Дженни Трент?
— Да, есть кое-что.
— По моей информации, с ее кредитной карты не производилось оплаты гостиницы, мотеля или хостела. Других сведений нет. Что у тебя? — спросил Эйдан.
— Кое-какие покупки… нужно еще проверить… Но вот тут… оплата счета в заведении, которое мы знаем и любим.
— Да?
— Называется «Берлога зомби».
Название ничего не говорило Эйдану.
— А что это?
— Это официальное название клуба «Хайдэвей», где я играл вчера вечером.
— Ах, вот оно что… — пробормотал Эйдан, недоумевая, чем владельцам не угодило название «Берлога зомби», ведь оно куда более броское, притягивающее внимание. — Что у тебя насчет ее близких?
— Миссис Бетти Трент, вдова двоюродного брата, Лафайет.
— То же, что и у меня. Думаю, мне стоит к ней смотаться.
— Туда два часа езды, — предупредил Зак.
— Знаю. Можно тебя кое о чем попросить?
— А что такое?
— Зайди в «Чай и Таро», на Ройал.
— Чтобы передать от тебя привет великолепной мисс Монтгомери? Жаль, что ты не видел ее вчера на сцене. Она здорово поет. Гадает, наверное, тоже лихо, — усмехнулся Джереми. — Ну, так что ей передать?
Эйдан взглянул на часы. Для поездки требовалось не менее пяти часов.
— Скажи ей, что я заеду за ней домой в семь тридцать.
— Хорошо, — сказал Джереми вопросительным тоном, хотя напрямую ничего не спросил.
— Я думаю, ей есть что рассказать о поместье Флиннов, — пояснил Эйдан.
— Конечно.
— И… мне бы хотелось выяснить, какие отношения у нее с Винни.
— Винни из The Stakes? А ты его знаешь?
— Да, он ведь твой приятель. А ты хорошо с ним знаком?
— Не очень хорошо на самом деле. Тебе не кажется, что в нем есть что-то странное?
— Костюм, что ли? — удивился Джереми. — Окстись, братец, он выступает на Бурбон-стрит.
— Посиди там с ними. Узнай все, что сможешь, о Винни и Мейсоне Адлере.
— Потому что они ее знакомые и вместе ходят в бар? Эйдан, в таком случае тебе придется перезнакомиться с половиной города. Этот бар — любимое место многих горожан.
— Надо же с кого-то начинать, верно?
— Конечно, нет проблем. Что бы ни думал Джереми, больше он ничего не сказал.
Эйдан положил трубку и пошел вниз к машине.
Кендалл чувствовала себя ужасно. В этом было виновато не похмелье, а бессонница, точнее, беспокойный сон, в котором она провела остаток ночи, после того как обнаружила дневник у себя в постели.
Она не могла отделаться от чувства, что дневник требовал, чтобы его прочитали.
Ерунда. Люди могут что-то требовать от других людей, дневники не могут ничего требовать. Однако в последние дни в ее квартире не было посторонних, кроме Эйдана Флинна, да и тот не заходил к ней в спальню. Люди порой совершают неосознанные поступки — наверное, она взяла дневник с собой в постель и забыла о нем. Все просто, почти элементарно. Скорее всего, она в этот момент думала о чем-то другом и машинально бросила дневник на кровать. Надо быть осторожнее. Он хотя и хорошо сохранился, но ему все-таки было сто пятьдесят лет. Надо скорее вернуть его владельцам, но не прежде, чем она прочитает его до конца.
Слава богу, что у нее не было заведено открывать раньше десяти, и что Мейсон мог заменить ее, и что посетителей, вероятно, будет немного, как обычно среди недели. Среда была самым спокойным днем, не то что пятница или даже четверг, когда у некоторых уже начинался уик-энд. В конце концов, она может целый день прохлаждаться за чтением с чашкой чая. Сегодня это сойдет.
Когда она добралась до салона, Мейсон был очень занят, разбирая коробки, разбросанные по всей комнате.
— Хеллоуин, — довольно объявил он. — Кофе готов. А ты, кстати, ужасно выглядишь.
— Большое спасибо.
— Зато правда.
— Я всю ночь не могла заснуть.
— Похмелье? — ехидно поинтересовался Мейсон.
— Будь это похмелье, я бы тебя убила. Просто бессонница.
— Кофе тебя возродит, — заверил он ее. — Нужно все это срочно повесить. Мы отстаем. Это украшения к Хеллоуину.