– Ты собираешься сказать моему папе, что хочешь стать доктором, а не плантатором?
Интерес Джесса к медицине давно уже ни для кого не был секретом. Но он был старшим сыном преуспевающего владельца хлопковых и табачных плантаций, и это накладывало на него определенные обязательства. И все же Джесс пошел своей дорогой, решив совместить увлечение медициной с военной карьерой. Он еще не успел ничего объяснить ни отцу, ни сестре ни даже своему брату Дэниелу. А вот Кирнан, едва взгляну на него в тот день, тут же угадала его мысли.
– Да, догадливой, – задумчиво повторил капитан и усмехнулся. – А может быть, просто давно меня знаешь…
В этот момент Кирнан и впрямь хотелось бы его знать, причем так, как никто не знает. Будь ее воля, она тотчас кинулась бы к нему в объятия. Но в то же время она боялась – неизвестно почему – его насмешливых глаз, лукавой улыбки постоянных поддразниваний…
– Итак, в чем же дело? – снова спросила она, теребя пальцами обивку дивана.
– Даже не знаю, что и сказать, Кирнан… Мне кажется что этим дело не кончится. События будут развиваться дальше. Кровопролитие между аболиционистами и сторонниками рабства не ограничится границами Канзаса. Крики о свободе штатов повторятся вновь и вновь, а раскол между людьми с каждым днем станет углубляться. Мне очень не нравится подобный поворот событий. Мне больше по душе наша прежняя жизнь Я люблю свою землю, Камерон-холл, своих брата и сестру, траву, зеленеющую на склонах холмов, реку Джемс и…
Джесс резко умолк, и Кирнан догадалась, что он невольно приоткрыл ей свою душу.
– Но ничего и не изменится! – проговорила она поспешно. – Камерон-холл уже веками стоит на своем месте! И Дэниел всегда будет рядом с тобой… – Она улыбнулась. – Мы ведь виргинцы, жители побережья. Нас трудно сломить!
– Ну конечно! Только если ты не выйдешь замуж за этого горца, этого твоего Энтони, – возразил Джесс.
Он снова подтрунивал – а все потому, что не хотел, чтобы разговор продолжался в прежнем направлении.
Кирнан слегка покраснела.
– Я еще не решила, выходить ли за Энтони, – призналась она.
– Это почему? – резко спросил Джесс.
Девушка поднялась с дивана и подошла к другому окну. Ей хотелось обезоружить капитана очаровательной улыбкой и объяснить, что это его не касается.
Но внезапно перед ней открылась истинная причина ее колебаний, а уж ее-то Кирнан Джессу сообщать не собиралась.
Не могла же она и в самом деле сказать, что ждет его! И всегда ждала…
Она решительно вздернула подбородок, улыбнулась и решила ограничиться полуправдой:
– Я не уверена, что люблю его.
– Понятно. А кого-нибудь другого? – тихо спросил Джесс. И вдруг, словно сердясь и на нее, и на себя, поспешно добавил: – Впрочем, можешь не отвечать.
– И не собираюсь. Мои чувства тебя не касаются, – отрезала вдруг она.
– Послушай, Кирнан…
Он шагнул к ней, на мгновение остановился, потом подошел ближе, и вдруг девушка почувствовала, как его сильные руки обняли ее и прижали к груди. Пальцы Джесса перебирали ее волосы. Она хотела отстраниться, но была не в силах пошевелиться. Камерон так и впился в нее взглядом.
– Кирнан, ты не понимаешь… Скоро мир вокруг изменится, и я боюсь, что разочарую тебя. Постарайся меня понять! – Не сводя с девушки глаз, он легонько тряхнул ее. – Ты слышишь?
Она запрокинула голову. Их взгляды встретились. В глазах девушки не было испуга или любопытства – в них горело, то же пламя, что и в глазах Джесса.
– О, черт! – негромко проговорил он и взял ее за подбородок.
Кирнан почувствовала грубоватое прикосновение его ладони, дерзкое движение большого пальца, которым Джесс мягко теребил ее нежную кожу. И вдруг он наклонился и поцеловал ее.
Ничего подобного она до сих пор не испытывала.
Энтони однажды целовал ее – вернее, слегка коснулся губами ее губ. Приятное ощущение, и Кирнан не без удовольствия вспоминала о том происшествии.
Но только сейчас ей стало ясно, что вежливое прикосновение Энтони было… – как бы это сказать? – слишком умеренным.
На сей раз, был огонь – сладкий и дикий. Джесс не спрашивал ее разрешения, не давал возможности возразить. Его губы властвовали над ее ртом, зажигая огнем, жаром и страстью и требуя того же в ответ. Он целовал ее так, как ни один джентльмен не осмелился бы поцеловать леди.
Впрочем, Джесс и не претендовал на звание джентльмена – во всяком случае, с ней.
Чувствуя влажный жар его губ, Кирнан тоже забыла, что она леди.
Он привлек ее к себе. Пышные нижние юбки Кирнан задрались, когда она страстно прижалась к нему. Его язык преодолел барьер ее губ и зубов и проник в тайные глубины ее рта. Казалось, он так же проникает в тайники ее души и тела. Возбуждение, всегда охватывавшее Кирнан в присутствии Джесса, достигло невиданных высот. Сердце ее бешено колотилось, члены словно одеревенели. Ее обуял огонь. Повинуясь внутреннему порыву, она обвила руками шею Джесса и вся, отдалась поцелую, его сладкой, всепоглощающей страсти.
А Джесс между тем все целовал и целовал ее. Его язык дерзко играл у нее во рту, губы были требовательными и настойчивыми, а тела их почти слились. Прижавшись к мужчине, Кирнан чувствовала каждый изгиб его тела, прикосновение одежды, жар желания, который объединял их. Ей казалось, сама она как бы стала его продолжением. Страсть, давно дремавшая в ее сердце и душе, уподобилась змею-искусителю, тому коварному змею, что стал причиной проклятия Адама и Евы и изгнания их из рая.
Джесс…
Его губы не отрывались от ее губ, и они горели, словно в огне. А язык Джесса творил невесть что.
Если ее ждет проклятие – ну что же! Она с радостью отдаст все ради Джесса. И пойдет за ним куда угодно, если только он позовет…
Поцелуй прервался так же резко, как и начался, – Джесс вдруг отстранился. Тепло его дыхания опалило ей щеку, когда он шепотом произнес:
– Не выходи за него, Кирнан, если он не умеет так целоваться.
– Что?! – выдохнула она с возмущением и попыталась вырваться.
И даже занесла руку, чтобы ударить Джесса, но он перехватил ее и рассмеялся своим хрипловатым, чудесным смехом.
– Если он не умеет так целоваться, милая, не выходи за него.
– Негодяй! – выкрикнула она и попыталась высвободиться.
Но капитан не разжимал объятий.
– Стремись добиться самого лучшего, Кирнан. Ты этого достойна. Удостоверься, что в тебе горит огонь. Пусть там будет и лед, но только всегда крайности, самые лучшие, самые яркие. Не довольствуйся умеренностью. Потому что ты сама – лед и пламень, Кирнан, самая лучшая и самая яркая…