– На улицах творится что-то невообразимое. Я проснулась и услышала шум. Там полно людей! – с испугом проговорила Донахью.
– Ну а как же иначе? Для того и существуют улицы… – резонно возразила девушка, но Лейси нетерпеливо перебила ее:
– Нет-нет, дорогая, это совсем не те люди, о которых ты подумала! Эти бегут куда-то с ружьями… Хотя подожди-ка – не бегут, а крадутся. О Кирнан, ну как ты не понимаешь? Они явно от кого-то прячутся!
Девушка выбралась из постели и поспешила к окну. Откинув фестончатую занавеску, она выглянула наружу. Слева вдали виднелись Потомак и железная дорога, уходящая в Мэриленд. Немного ближе располагались здания оружейной фабрики. Светила полная луна, и улица была ярко освещена.
– Я никого не вижу, – сказала Кирнан.
– Отойди от окна! – в испуге вскричала Лейси. – Вдруг тебя заметят?
Пряча улыбку, Кирнан сделала шаг назад, не отводя взгляда от окна. Какая чудесная ночь! Как красивы горы и долины, особенно та, где соединяют свои воды реки Шенандоа и Потомак! Девушка вспомнила старинную легенду о том, как юная индианка Шенандоа влюбилась в храброго Потомака. Они любили друг друга глубоко и сильно, но были вынуждены расстаться. Шенандоа так долго плакала, что из ее слез возникла река.
Дом Кирнан находился далеко отсюда, на полуострове в прибрежной полосе Виргинии. Он стоял на реке Джемс, вблизи первых поселений Джемстауна. Виргиния – большой штат, и чтобы приехать сюда, в Харперс-Ферри, девушке пришлось проделать немалый путь. Впрочем, эти несколько дней, которые заняло путешествие, остались в ее памяти как восхитительное времяпрепровождение. Она любила свой край, любила низины, тянущиеся от Джемса и Уильямсберга до Ричмонда и Фредериксберга, и то место, где Виргиния граничила со штатом Мэриленд, и ту точку, откуда виднелся Вашингтон, округ Колумбия. Кирнан любила полуостров, на котором жила. Но когда луна, вот как сейчас, заливала своим таинственным светом Харперс-Ферри, вдалеке угадывались очертания гор Блу-Ридж и шумела река, девушке казалось, что на земле нет места более прекрасного.
И более мирного.
Лейси просто нервничает, подумала Кирнан. Ее муж Томас вместе с отцом Кирнан, а также обоими Миллерами – Эндрю и его сыном Энтони – уехали на юг, чтобы найти подходящее место для строительства второй фабрики. Поскольку федеральный арсенал располагался в Харперс-Ферри, Эндрю Миллер хотел сохранить здесь основное производство и одновременно нащупать новые пути для расширения дела. Причем как можно дальше от всевидящего ока федеральной администрации.
Политическая ситуация в стране в то время была сложной. Южане считали, что избрание Авраама Линкольна президентом приведет к войне. Повсюду начались волнения. Если и в самом деле дойдет до войны, федеральное правительство наверняка обратит внимание на Харперс-Ферри из-за расположенного там оружейного завода.
Кирнан весьма живо интересовалась политикой. Напрасно, конечно, ибо тетушка Фиона как-то сказала, что такое поведение не пристало леди и Кирнан когда-нибудь поплатится за свой неуместный интерес. Да и отец частенько ругал дочь – в основном потому, что так поступала тетушка Фиона.
Кирнан была единственным ребенком. Они очень дружили с отцом и почти не разлучались, если не считать нескольких лет, которые девочка провела в школе леди Эллен. Она разделяла образ мыслей отца и считала, что он совершенно справедливо отзывался о непредсказуемом поведении виргинцев во время беседы со своим другом Эндрю Миллером.
– Южная Каролина громче всех кричит о правах штатов, – как-то за обедом заметил отец, обращаясь к Эндрю. – Но ведь большинство отцов-основателей были виргинцами! Вашингтон, Джефферсон, Мэдисон, Монро – все они виргинцы. Патрик Генри – тоже. Виргиния – душа и сердце этой страны! Как может какой-нибудь штат мечтать об отделении?
– Если Линкольна изберут президентом, – возразил Эндрю, – Южная Каролина наверняка отделится. А как только она выйдет из Союза, ее сестры – хлопковые, табачные и рабовладельческие штаты – не замедлят последовать примеру. Попомни мои слова!
Кирнан недоумевала: неужели это действительно случится, или сегодняшние волнения лишь временное явление? Главная беда исходила с Дикого Запада. Аболиционисты, движимые жаждой крови, двигались к Миссури, Небраске и Канзасу – «кровоточащему Канзасу», как они его называли. Собственно говоря, война на Западе уже шла. Сторонники рабства и аболиционисты яростно противостояли друг другу. Между ними постоянно вспыхивали столкновения, иногда кончавшиеся убийствами, но до открытых сражений дело пока не доходило. Рабовладельцы, в свою очередь, тоже не дремали. Каждый старался заполучить на свою сторону вновь образованные штаты.
Вокруг творились ужасные вещи, по сравнению с которыми зверства, приписываемые индейцам, казались детскими играми. Фактически уже воевали рабовладельцы и те, кто хотел видеть Небраску свободным штатом. Города подвергались нападениям. Беззащитные женщины, дети и даже мужчины гибли сотнями и тысячами. Среди аболиционистов гремело одно имя – Джон Браун. Слухи о нем докатились и до Виргинии. Рассказывали, что он приводил своих сторонников в Миссури, вышвыривал из домов безоружных людей и расправлялся с ними прямо на глазах у их семей. И утверждал, что творит возмездие.
На самом деле, по мнению Кирнан, это было самое настоящее убийство, жестокое и кровавое. Хорошо, что о подобных зверствах не слышно в Виргинии, и даже здесь, среди гор, в западных графствах. Девушка была убеждена, что всякого, кто убивает ни в чем не повинных людей где-нибудь в Канзасе или Миссури, следует примерно наказать.
Однако проблемы были не только на Западе. Некая дама по имени Гарриет Бичер-Стоу написала книгу под названием «Хижина дяди Тома», в которой рабовладельцы представали как самые жестокие люди, когда-либо существовавшие на земле.
Но ведь не все они такие, хотелось крикнуть Кирнан в лицо газетчикам! Большинство тех, кого она знала, были людьми хорошими, старавшимися создать своим рабам приличные условия существования и следившими за тем, чтобы те получали должное религиозное воспитание. Конечно, среди них встречались и жестокие люди, но не было никого похожего на Саймона Легре!
Многие южане вообще не имели рабов. Собственно говоря, корни проблемы лежали в экономике. Юг, как известно, край хлопка, и на плантациях приходилось работать рабам. Однако это вовсе не означало, что все в восторге от подобного положения дел. Джефферсон, например, создавая свою «Декларацию независимости», предполагал, что все люди будут свободными, в том числе и рабы, хотя сам при этом оставался рабовладельцем. Однако государственные мужи сумели убедить его, что такая декларация никогда не будет принята конгрессом, поскольку в настоящее время Юг не может обойтись без рабов – опять-таки по экономическим соображениям.
Кирнан понимала, что дело вовсе не в том, хороший или плохой человек владеет рабами. Проблема заключалась в свободе. Она, например, представить не могла, что кто-нибудь вдруг стал бы владеть ею. Ее отец был превосходным человеком и прекрасным хозяином – добрым и чутким. Но вместе с тем он был закоренелым виргинцем, чей отец, дед и прадед издревле имели рабов. Взгляд дочери на рабство отличался от взглядов ее отца, его соседей и деловых партнеров.