Но это его собственный…
Его собственный, чтобы лелеять его, чтобы учить. Его ребенок, его наследник! Малыш, которого можно обнимать, баюкать, любить.
— Что же мне с нею делать? — спросил он у Бренны.
— Может, просто любить ее? — предположила она.
Он неловко улыбнулся, а потом обнял ее за талию.
— Я постараюсь, — пробормотал он, а потом пожал плечами. — Возможно, ты и права, кто знает? И созданное нами вместе существо станет мостиком через разделяющую нас пропасть? Ведь теперь у нас есть будущее, у нас есть ребенок! — он так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.
Но почему она не сказала ему? Что взбрело в ее взбалмошную головку? Ведь она любит детей, он прекрасно это знает, он видел, как она обращалась с ребятней в доме его брата, со своими племянниками и младшими кузинами.
Но это был и его ребенок.
— Ребенок викинга, — прошептал он. — Захочет ли она его?
— Он будет лишь на четверть викинг, сударь, — напомнила ему Бренна. — И еще на четверть ирландец, и наполовину чистый франк.
— Неужели?
— Хотя бывает и по-другому…
— Как?
— Ребенок, который родится у нас со Свеном, будет иметь половину крови викингов — от нас обоих — и половину крови ирландцев — от нас обоих.
— Вы со Свеном…
— Мы собираемся пожениться. Ты благословишь нас, Конар?
Он поцеловал ее в щеку и прижал к себе.
— Обязательно. Благословить! Я буду настаивать на вашей свадьбе. Я от всей души желаю вам счастья.
— Благодарю, милорд. Мергвин будет разочарован, несомненно, — она поморщилась. — Он всегда считал, что мое искусство и могущество будет сильнее, если я останусь старой девой.
— Ха, просто этот старый забияка не знает, что такое пламя любви!
Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи и повел в замок. Свен сидел в зале, попивая эль, и о чем-то горячо спорил с Филиппом и Гастоном. Конар немедленно наполнил элем свой кубок и проследил, чтобы не осталось одного пустого кубка у присутствующих. Он поднял тост за счастье Свена и Бренны, и все дружно выпили.
Затем Конар уселся во главе стола, прислушиваясь к спору вокруг ситуации, сложившейся во французском королевстве.
Мелисанда лежит сейчас наверху, в их опочивальне. Ему ужасно хотелось сию же минуту подняться к ней и вытрясти наконец из нее, за что она так презирает его. Но так же ему хотелось прижать ее к своему сердцу, ласкать, заниматься с ней любовью, вновь и вновь ощущать под собой ее восхитительное трепещущее тело, забывать обо всем, погружаясь в него…
Она наверняка пожалеет, что не присутствует при этом споре. Однако она сама не захотела спуститься в зал. Неужели она до сих пор так боится встретиться с ним? Мелисанда?..
Может, она мечется по комнате, ожидая его? В гневе, в страхе, в ненависти?
— Но послушайте, Свен, — наконец донесся до него голос Гастона. — Я согласен, Ирландия немало перестрадала. Но взгляните хотя бы на историю нашего края! Только в восемьсот шестидесятом году викинги дважды высаживались на Жюфос, маленький островок немного севернее от Парижа по течению Сены. Их пытался изгнать Карл Лысый, его брат Лотар бился с ними, чтобы предотвратить угрозу вторжения. Но тут другой брат Карла, Луи, поднял на юге мятеж, и Карлу пришлось отправляться на войну со своим братом, а викинги остались безнаказанными. Но ведь они весьма сообразительный народ, не так ли? Другой клан викингов предложил Карлу охранять сей остров — всего за пять тысяч фунтов серебра в год! У Карла отродясь не водилось в казне таких денег, и вот он принялся за деятельность, плоды которой вы сейчас можете видеть — цепь крепостей, подобных нашей. Ведь викинги не любят нападать на крепости…
— Верно, — поддержал его Гастон. — Когда в восемьсот семьдесят восьмом году Альфред одержал в Англии свою великую победу, викинги попытались было нападать на него, ну а после положили глаз и на наши берега! И королевство Лотара оказалось между двух королевств Луи. Наш король Луи, повелевавший западной Францией, выиграл битву при Саукорте, что возле Сомма, но покончил с собой из-за любви к молоденькой кокетке! Его брат, Карл Великий, скончался всего год назад, и вот мы остались на милость Карла Отважного, который уже обескровил нас в бесконечных приграничных стычках. Один граф Одо стойко держится против него, и пока мы в союзе с графом Одо — мы сильны!
Конар слегка улыбнулся забавной манере французов давать своим королям клички. Сейчас у них правит Карл Жирный, а до этого правил Карл Лысый. Он был рад, что этот обычай не коснулся его семьи. По крайней мере, его деда величали Эд Красивый. Его отец, отец его отца, как и он сам, всегда носили титул Повелителя Волков.
Боже упаси. Ему совсем не светит обзаводиться кличкой. И он невольно снова улыбнулся, вспомнив о тех немногих прозвищах известных викингов, которые знал. Родир Плешивый, Жак Слабак, Роп Колченогий.
Не похоже, что их обладатели пользовались всеобще любовью. Придется Конару позаботиться о том, чтобы не облысеть на старости лет.
А вот интересно, как называет его Мелисанда в отсутствие?
Викинг. Для нее он навсегда останется викингом, если он и отречется от своего рода. Ну как заставить понять, что независимо от происхождения человека должно судить по его собственным деяниям, по тому, как он прожил свою жизнь, какие идеалы исповедовал. Хотя вряд ли можно добиться такого понимания от женщины принадлежащей к народу, который в течение стольких веков терпел набеги от его предков!
Ха, но ведь он-то добивается! Он требует от нее чтобы она поняла все и сразу! Вместо того чтобы постараться ей все объяснить, чтобы найти какой-то компромисс, чтобы она не боялась повиноваться ему, чтобы перестала видеть угрозу там, где ее и в помине нет! Он должен постараться внушить ей…
Любовь? Неужели Бренна подсказала ему самый простой ответ?
Внезапно он понял, что Филипп уже давно обращается к нему.
— Извини, Филипп. К сожалению, я так задумался, что не понял, о чем речь. Наверное, слишком устал.
— Мы рады, что вы снова дома, милорд. Всем нам действительно очень не хватало вас, и миледи Мелисанде в особенности.
— Благодарю. Я тоже рад, что вернулся, — отвечал Конар, не удержавшись от горькой улыбки. Эти люди вовсе не дураки. Они прекрасно понимают, что Мелисанда радовалась его появлению лишь по необходимости, и в действительности панически боялась его.
— Это правда, сударь, — подтвердил Гастон. — Все эти недели она слонялась по замку, как привидение. Я хорошо знаю ее и видел, что она была рада вашему появлению дома.
Дома. Конечно, ведь этот замок он теперь должен считать своим домом. А это совсем не просто — иметь такую любовь к родине, которой пылало его сердце, а вот теперь по необходимости любить эту землю.
Землю Мелисанды.