— Я и не просилась домой, — холодно ответила она. Он посмотрел на нее, потом кивнул головой и снова уставился отсутствующим взглядом в огонь.
— Его больше нет, — тихо прошептал он. — Аэд Финнлайт покинул нас, ушел, как уйдет мир, который длился несколько десятилетий.
— Мне очень жаль, — сказала она тихо.
Она чувствовала его боль и хотела облегчить ее.
Он отпустил ее руку.
— Иди в постель, Рианон.
Но она продолжала стоять в нерешительности.
— Я могу чем-то…
— Иди в постель, Рианон. Я хочу побыть один.
Поняв, что он в ней не нуждается, она отвернулась.
Забравшись в постель, она стала думать, каким он был, когда был еще маленьким мальчиком. Вскоре она снова задремала.
Перед рассветом она проснулась. Он лежал рядом с ней. Она свернулась калачиком у его груди, и больше ей не было холодно.
Рианон не могла отодвинуться от него. Утомленный, он спал, а ее волосы оказались прижаты его спиной. Она попыталась тихонько вытащить их из-под него и поняла, что ее легкое движение разбудило его. Он посмотрел на нее.
— Прости меня, я сделал тебе больно.
Он встал обнаженный. Она следила за ним, и ей хотелось сказать ему что-нибудь, но она не успела, потому что он быстро оделся и вышел, хлопнув дверью.
Она легла, но уже не могла уснуть. Несколько позднее вошла Грендал, неся воду и мед, но ей не хотелось ни есть, ни пить. Она просто не знала, что делать, поэтому оставалась в постели Эрика все утро.
Позднее, когда наступил день, она вышла в коридор, завернула за поворот и добралась до лестничной площадки. Из огромного зала внизу слышались рыдания и причитания. Не желая быть навязчивой, она поспешила уйти. Ей пришлось остановиться, потому что весь коридор заполнил собой высокий и широкоплечий мужчина. В потемках она беспомощно сощурилась и подумала, что это Эрик, но потом поняла, что это был его отец, король Дублина собственной персоной. Настоящий викинг, пронеслось у нее в мозгу. Ну конечно, Эрик не мог не рассказать, что она питает такую ненависть к этому человеку.
— Почему ты уходишь? — спросил он ее.
— Я… — Она посмотрела на него беспомощно. — Я… мне не хотелось быть навязчивой, милорд.
— Ах, Рианон! Ты — жена моего сына и, следовательно, моя дочь, и в такую минуту не можешь быть навязчивой. Тебя примут с радостью. Мой тесть понял это, когда расставался с жизнью, он потянулся к тебе, и ты ответила ему то, что он хотел услышать. Пойдем, возьми меня под руку. Эрик внизу.
Он коснулся ее легонько, но она отстранилась, покачав головой, объятая неожиданным страхом.
— Вы не так меня поняли, милорд.
— Ах! Ты не можешь принять руку викинга, даже если он уже давно живет на этом берегу?
— Нет! — выкрикнула она, но потом увидела, что легкая улыбка играет на его лице.
— Дело не в этом. — Она помолчала: как ей сказать королю, что его сын вовсе не хочет быть с ней вместе? — Я… Я не думаю, что Эрик…
— Моя леди Рианон… дочка! — поправился он. — Пойдем, возьми меня за руку. Ни один мужчина не станет тащить женщину через море, если не нуждается в ней.
— Но…
— Пойдем, — сказал он, легонько подталкивая ее.
И все же даже это легкое подталкивание было командой, и она взяла его под руку. Спускаясь по лестнице, она удивлялась, как легко эти люди могут сломить ее волю: и тот, за кого она вышла замуж, и его отец, с этим благородством манер, сквозь которые видна сила.
Когда они сошли вниз, он подвел ее к постели Финнлайта. Покойный монарх был одет со всем великолепием, в королевский плащ голубых и малиновых цветов с эмблемами и гербами Ирландии и Тары, золотой крест покоился на его груди. Она поклонилась вместе с викингом — королем Дублина и прочла молитву, а когда поднялась, ее рука все еще была в руке ее свекра. Мужчины, ирландские короли, подошли, чтобы поговорить с Олафом Белым. Он представил Рианон им всем как свою новую дочь, и каждый приветствовал ее и отдал ей дань уважения, как должно королеве. Ее повели в зал, где их ждал обед, и Эрин, с залитым слезами прекрасным лицом, подошла к ним. Она отвела Рианон к высокому помосту, на котором стоял стол, поперек длинного ряда столов, и прежде чем Рианон усадили, она почувствовала, что ее снова кто-то взял за руку, и быстро обернулась. Это был Эрик, одетый так же, как его отец, в малиновый плащ, опушенный горностаем, с эмблемой волка Вестфальдского королевского дома и гербом королей Тары.
— Спасибо, мама. Я позабочусь о своей жене, если позволишь.
Его слова, обращенные к матери, были такими нежными, сказаны были с такой любовью. На нее же он только что не рычал. Он усадил ее между собой и отцом, и хотя она разделяла кубок с ним, со своим мужем, единственный, кто обращал на нее внимание, разговаривал с ней, был свекор. Когда обед закончился, Эрик снова повел ее вверх по лестнице, открыл перед ней дверь и втолкнул ее в комнату. Она стремительно обернулась и увидела, что он вот-вот закроет дверь и оставит ее одну.
— Эрик, — позвала она.
— В чем дело?
— Я просто…
Она замолчала и глубоко вздохнула. Она вспомнила, как убеждал ее свекор: ни один мужчина не потащит женщину через море в незнакомую страну, если он не желает, чтобы она была с ним вместе.
Она опустила глаза и тихо сказала:
— Мне больно видеть, как ты страдаешь.
Некоторое время он стоял тихо. Потом снова вошел в комнату, закрыл дверь и подошел. Взяв ее за подбородок, он заставил Рианон смотреть ему в глаза.
— Тебе больно видеть, как я страдаю? Почему это, леди? Я думал, что ваше сокровенное желание — видеть, как я варюсь в кипящем масле!
Она вырвалась.
— Конечно, я просто забыла об этом. Пусть будет так, как есть!
Он промолчал, но ей показалось, что тень улыбки легко скользнула по его лицу. Ей захотелось подбежать к нему, но она осталась на месте.
— Да, я переживаю смерть моего деда, — сказал он ей тихо, улыбка его пропала, но взгляд стал нежен. — Но ты не можешь понять ужаса всего происходящего. Дед был как бы опорой этого острова, на нем все держалось. Он был олицетворением Эйре. Он был… видишь ли, почти как Альфред. Он был очень старым, ему было больше девяноста лет, и он прожил великую и прекрасную жизнь. Он будет хорошо принят на небесах, и норвежцы, которых он знал, приготовят ему место за столом Вальхаллы. — Он помолчал, а потом подошел к ней, и вся его нежность пропала. В его глазах загорелся ледяной блеск, когда его пальцы пробирались сквозь ее волосы. — Мой отец силен, мои братья и я — также, и теперь мы должны обратить эту силу на помощь моему дяде Найолу Ольстерскому. Ты понимаешь, что это значит?
— Ты делаешь мне больно, — сказала она ему.