– Эй вы? Чего не смотрите за своим ребенком? – возмутился уборщик.
Он пропесочивал молодую мамашу. Ее пятилетний сынок развернул мороженое и бросил обертку себе под ноги.
Мама была толстоватая, может, ждала второго ребенка, а может быть, расслабилась в замужестве – зачем следить за собой, когда мужик уже и так под боком.
– А вы на что? – грудным голосом переспросила мамаша. – Вам за это деньги платят.
– Мама, а если никто мусорить не будет, – пискляво заговорил ребенок, – тогда всех уборщиков уволят?
– Уволят. Всех уволят.
– Тогда я всегда буду бумажки кидать на землю. Я не хочу, чтобы уборщиков увольняли.
– Вы что? Чему вы ребенка учите, – второй дворник подошел к ним.
– Пошли, Темочка. Этих уборщиков надо уволить. Они наглые.
– Наглые! Наглые, – начал повторять за мамой Темочка.
– Ни фига себе заявочки, – возмутился Шимаченков.
Это он, одетый под дворника, «подстаренный» методом Локиса, сделал замечание этой сына родившей, но совсем нерадивой мамаше.
– А ты сам никогда не мусорил на улице? – парировал «старичок-дворник» Локис.
– Почти нет. Ну, когда курил.... Бывало, пачку выкинешь. Спичку, само собой.
– Раз так, вот теперь и подбирай за сопляком.
– Дурная работа.
– Ничего, приобретай профессию, Шима. Уволишься в запас – будет чем на старости лет деньгу заколачивать.
– Пошел ты, Медведь.
– Это ты пошел. Вперед. А я за тобой.
Они уже полчаса бродили по аллеям. Внимательно оглядывались, нет ли где-нибудь «тихарей» или «топтунов» – выглядывающих из толпы агентов.
Несколько раз по парку спешным шагом проходили милиционеры. Но сгорбленные, неспешно работающие старички-уборщики их нисколько не интересовали.
Шимаченков поднял вверх совок – это означало «внимание».
Локис остановился, внимательно посмотрел вперед, определил, что так насторожило Шимаченкова.
Навстречу им по алее двигался настоящий дворник. Он лихо подкалывал по две-три бумажки и засовывал в совок. У него все получалось ловко, изящно... Поэтому он быстро приближался.
Локис грохнул совком об асфальт – дал знак Шимаченкову. Тот обернулся. Локис махнул своей палкой, мол, отступаем.
Лжедворники попятились назад. Убыстряя шаг, что попало накалывая на свою палку, они спешно ретировались. За ними, не отставая, а, наоборот, нагоняя, семенил настоящий дворник. Он пыхтел, был очень рассержен. Сразу видно – хотел догнать и наказать самозванцев.
– Давай, Шима, а то сейчас будет дуэль на палках-копалках.
Они свернули с одной аллеи, побежали трусцой по другой.
Дворник, грозя своим инструментом, наперерез по клумбам побежал за ними.
Локис и Шимаченков не ожидали такой прыти. Хотели было снова свернуть.
– Стоять! – грозным голосом приказал дворник.
Локис обернулся.
Шимаченков глянул через плечо.
Они оба застыли на месте – голос был им знаком. И особенно сбивал с толку закушенный верхний ус.
– Заедренефенили.... Парни... Гоняться за вами.
– Анатолий Иванович, – разом сказали Локис и Шимаченков.
– Ох, и заставили вы меня побегать, – вздохнул полковник Белогуров.
– Ваш что, уже разжаловали? – спросил Шимаченков.
– Остряк, да? А могли бы и разжаловать из-за ваших подвигов. Марш за мной. Только осторожно. ФСБ не дремлет. А ты, Локис, не забывай, что ты – главный подозреваемый.
Теперь уже три дворника подбирали бумажки.
Гуськом они обогнали ребенка и мамашу, с которой недавно у Шимаченкова случилась перебранка.
– Мама, смотри, – воскликнул Темочка, – я бумажку бросил, и дворников уже стало больше.
– Конечно, Темочка, не справляются. Дармоеды.
– Дармоеды. Дармоеды. Дармоеды, – затянул Темочка.
Дворники, не говоря ни слова, обошли мамашу с ребенком и направились к выходу из парка.
Там их уже ждало такси. Анатолий Иванович назвал адрес. «Волга» тронулась с места.
– Явочная квартира? – полюбопытствовал Локис.
– Ага. Квартира на сутки.... В копеечку вы мне влетаете.
– Вы что, Анатолий Иванович, мужчин на съемную квартиру приглашаете? – оживился Шимаченков.
– Смотрю, развеселился ты очень, Дмитрий, – охладил его полковник Белогуров.
Квартира была однокомнатная. Вся в красных обоях. В комнате кровать-сексодром с алыми атласными подушками. Кухни не было. Стена, которая когда-то ее отделяла от спальни, была «под корень» уничтожена. Из кухни сделали бар, где стояли два кожаных кресла, широкий плоскоэкранный телевизор – для расслабона. Барная стойка с подсветкой. В стене небольшой электрокамин. В нем тлели медные поленца.
Анатолий Иванович Белогуров сорвал с себя жилетку дворника, открыл платяной шкаф, в котором висели два махровых халата и полковничья форма, переоделся, выправил осанку.
– Располагайтесь, – сам Анатолий Иванович сел в кожаное кресло, нажал на пульте кнопку.
Включился телевизор.
Сняли с себя жилетки коммхоза Локис и Шимаченков. Локис тоже уселся в кожаное кресло.
– Вы не против? – не дождавшись ответа, Шимаченков плюхнулся на двуспальное ложе и утонул в подушках.
– Шутки в сторону, – сказал Анатолий Иванович.
– Товарищ полковник, – Локис встал, выправился, – разрешите доложить.
– Да садись ты. Знаю я о твоих похождениях. Видел я эти снимки. Что это за танк?
– Эти суки... гробокопатели, которые Валерку убили... танк обнаружили. Судя по всему, намереваются продать его за границу.
– Извини, новости начинаются. У меня уже привычка, смотреть местные новости. И про своих подчиненных новое узнавать, – полковник прибавил звук.
Первое, конечно же, самое тревожно известие:
– Дезертир, сбежавший с погранзаставы, пока еще не найден, – читал диктор.
В кадре возник блок-пост. Немецкая овчарка обнюхивает багажник «жигуленка». Гаишник останавливает автобус.
– Мы считаем, – говорил милицейский чин с экрана, – преступник и его сообщник намерены проникнуть в Калининград и смешаться с горожанами. Возможно, у них тут есть укрытие. Но заверяю, никакого повода для беспокойства у калининградцев нет. Все въезды в город перекрыты. Поимка преступников – дело ближайших часов.
– В надежде, что главный подозреваемый в убийстве своего сослуживца сможет где-нибудь нас увидеть, – сказал диктор, – передаем эти кадры: