Пока шли тихие разговоры, каплей спустился по скалам к небольшой бухточке, единственной на острове. Днем делать это было опасно, можно и «засветиться». Вернулся он к товарищам с метровым тунцом, рыбина висела за спиной на шнуре, пропущенном через глазницы.
– Там к берегу много оглушенной рыбы прибило. – Тунец лег на камень.
– Ухи без пресной воды мы здесь не сварим.
– Сок, – пояснил каплей.
– Рыбий жир пил, а рыбный сок не приходилось, – нервно засмеялся один из подводников, – теперь придется попробовать.
– Его можно пить вместо воды. Так спаслись многие из потерпевших кораблекрушение. Курс выживания.
Рыбу резали на мелкие куски, заворачивали в бинт и выжимали. Мутный, чуть солоноватый сок собирали в пакет.
Горизонт постепенно набирал розовый оттенок, черно-белый ночной пейзаж приобретал цвет. Туман, стлавшийся над водой, распадался на клочья.
– Ну что ж, – глянув на выползающий из-за горизонта диск солнца, произнес капитан-лейтенант, – четыре часа мы уже продержались. Осталось совсем ничего, чуть меньше трех суток. Надо было «на пожарника» учиться. Когда от тебя ничего не зависит, остается только спать.
Он прилег на влажную после ночи скалу, устало прикрыл глаза. Каплею показалось, что он услышал в глубине скалы удар. Через минуту-другую удар повторился.
– Акустик, – окликнул каплей, – попробуй ты. У тебя слух превосходный – за километр жужжание мухи услышишь.
– И даже скажу, одна она летит или в компании.
Акустик приложил ухо к камню, веки на прикрытых глазах подрагивали.
– Удары металла о камень, – констатировал он.
– Что там происходит?
Ответа на вопрос не существовало, но было ясно одно – замурованный в гроте «Адмирал Макаров» не стоит на месте.
* * *
Наглый сине-желтый попугай с грозно загнутым клювом пролетел над самой головой темнокожего гориллоида, охранявшего ворота городского дворца Его Высокопревосходительства, и, заложив над четырехметровым забором пару фигур высшего пилотажа, уселся на толстую ветку фикуса. Принялся терзать огромный глянцевый, похожий на новенькую галошу лист.
Охранник неодобрительно разглядывал птицу. Если бы это был красно-зеленый попугай с перьями цвета официального национального флага, то мог бы и посидеть, но наглая птица имела окраску флага оппозиции. Таких попугаев «пачками» отстреливали по всей стране. Но не станешь же стрелять на посту, тревожить всенародно любимого президента! За это могли примерно наказать. Начальник охраны дворца с недавнего времени боролся с оппозиционными попугаями своими методами. Охранник у ворот забросил за спину автомат и зашел в полосатую будку, снял трубку телефона внутренней связи.
– …на фикусе, прямо возле ворот… – доложил он.
Весь проезд, ведущий от главной площади столицы к дворцу диктатора, последние дни был перекрыт огромными бетонными блоками. За них не пропускали ни одну машину, кроме бронированного лимузина и джипов сопровождения из кортежа Азариаса Лулу. Даже министр информации и пропаганды Бамбучо Костяна вынужден был сегодняшним утром пройти триста метров пешком. Его джип вместе с водителем и охраной, набранной из жителей родной деревни, остался перед бетонными блоками. Визит к диктатору совершался по собственной инициативе Бамбучо. Колдун являлся одним из трех людей в государстве, кому позволялось приходить во дворец в любое время.
Поджилки у Бамбучо тряслись, во время аудиенции ему казалось, что злобные глазки Лулу уже давно заглянули ему в мозг и диктатор все знает о готовящемся заговоре. А медлит с арестом лишь потому, что готовится взять всех заговорщиков сразу. Но колдун ошибался. Подозрительный Азариас не умел читать мысли. Всенародно избранному понравилось то, что Бамбучо Костяна приехал испросить у него разрешения наведаться на священную гору Шамбу и три дня подряд в одиночестве испрашивать у духов предков благословения для родной страны и долгих лет правления теперешнему благодетелю нации. Разрешение покинуть столицу было получено. И Бамбучо на негнущихся ногах покинул дворец.
Перед самыми воротами ему, как простому смертному, пришлось миновать рамку металлодетектора. Вновь свистнул зуммер, предупреждая успевшего смениться охранника, что министр проносит с собой металл, и вновь колдуну пришлось указывать на магический серебряный череп, венчающий бамбуковый посох.
Ворота разъехались. Бамбучо сделал несколько шагов и замер – перед ним на ветке фикуса восседал попугай оппозиционной расцветки. Диск солнца висел прямо над птицей. Это казалось хорошим предзнаменованием. Колдун даже немного приподнял посох, как бы давая пернатому посланнику знак, что его явление замечено и оценено. И тут со стороны дворца послышался свист крыльев. Охотничий сокол, выпущенный охраной из питомника на крыше, пронесся, чуть не задев министра пропаганды, и с ходу набросился на попугая – только перья полетели. Колдун щелкнул челюстью. Он еще не знал о нововведении, сделанном в президентском дворце. Охотничьих соколов специально натаскивали на оппозиционно окрашенных попугаев. Синие и желтые перышки посыпались на бетонные плитки проезда. С неприятным звуком с дерева шлепнулась тушка мертвой птицы.
– Плохой знак… – тревожно пробормотал министр информации и пропаганды, невольно сравнив свое будущее с настоящим попугая, и обернулся.
Довольный охранник скалил белоснежные зубы. Министр сдержанно улыбнулся и заспешил к видневшимся в конце проезда бетонным блокам, из-за которых поблескивал лакированной крышей его джип.
Единственная хорошо асфальтированная дорога в стране летела под колеса машины министра. От мощных затылков водителя и телохранителя-земляка веяло уверенностью. Кондиционер струил в салоне прохладу и аромат масла чайного дерева. Бамбучо Костяна раскрыл кейс, извлек из него знаковый подарок мистера Миллера – платиновый череп на толстой золотой цепи и надел его на шею. Карбункулы в глазницах грозно сверкнули.
Навстречу машине наплывали бигборды, установленные на обочинах шоссе. С них на министра информации и пропаганды проницательным взглядом смотрел всенародно избранный. Азариас Лулу был представлен во всяких видах. То он забрасывал мяч в баскетбольное кольцо, при этом продолжал смотреть не на свои руки, а на возможного зрителя. То он принимал военный парад в форме главнокомандующего. То держал на руках огромную гроздь бананов. Все эти изображения были лично утверждены Бамбучо Костяна.
Из-за поворота выплыл новенький бигборд, единственный, где не красовалось изображение строго улыбающегося президента. Он изображал сбившихся в кучу плачущих африканских детишек. Красочная надпись над их головами гласила: «Африканские дети плачут от счастья при виде Азариаса Лулу».
Верхом своей изобретательности считал министр этот незамысловатый сюжет, понравившийся президенту. Больше всего Азариаса Лулу умилило, когда он услышал, что снимок документальный, а не постановочный. Бамбучо не врал правителю – снимок отпечатали с пленки, конфискованной вместе с фотоаппаратом у европейского журналиста. Тот сделал фоторепортаж в деревне, из которой громилы диктатора забрали на работы в шахты алмазодобывающей корпорации все взрослое мужское население.