Когда автобус наконец-то поднялся на самый верх Чике-Тамана, во все стороны, где только мог охватить взор, простирались величественные горные вершины. Теперь даже те, кто совсем недавно едва не прощались с жизнью, ощущали себя почти небожителями, которые вознеслись на вершину мира… Но прозаически настроенный Иван Трофимович, который был далек от поэзии восхождения к небу и звездам, поскольку этот перевал уже преодолевал, и не единожды, и это было для него вполне заурядным, хотя и непростым моментом, не останавливаясь, прибавил газу, и автобус покатил по более пологому спуску.
– Иван Трофимович, – окончательно придя в себя, окликнула Светуська. – А нам еще долго ехать?
– Сущую ерундовину – часа два-три… – откликнулся тот, аккуратно разминаясь с шедшим на подъем мощным «КрАЗом». – Ну-у… Может, чуть больше – время покажет…
На лице Светуськи отразилась недовольная гримаса – она ожидала, что конец пути совсем уже рядом. Впрочем, конец их путешествия и в самом деле был не слишком далек, в сравнении с тем путем, каковой им пришлось преодолеть с момента выезда из Барнаула. Словно ощутив настроения немалой части своих пассажиров, Иван Трофимович заговорил снова:
– Потерпите, потерпите! Ну, что тут осталось? Скоро уже Купчегень, потом Малый Яломан. А там уже опять впереди Катунь и Чуя. Только нам, не доезжая Ини, придется свертывать с Чуйского вправо и вдоль Катуни гнать к Нижнему Уймону. Вот там и конец нашему пути-дороге.
Он оказался прав. Часа через полтора автобус свернул с Чуйского тракта вправо и вновь покатил над Катунью, существенно более бурной и скоротечной, нежели ниже по течению. Здесь путь составил с полсотни верст вдоль горных громад, в этих местах не столь поросших лесом, как это было у того же Семинского перевала. Этот перегон удалось преодолеть менее чем за час, и вскоре впереди показался зеленеющий травянистыми лугами почти равнинный простор, с севера и юга обрамленный горными хребтами. Среди зелени трав и кустарников, перемежаемой отдельно растущими деревьями и валунами, на другой стороне Катуни виднелись крыши какого-то селения, к которому вел старый деревянный мост.
– Все, ребятки! – торжественно провозгласил Иван Трофимович. – Вот он и Нижний Уймон. Прибыли! А само это место еще называется Уймонская степь. Нравится?
– О-о-о-чень!.. – раздалось в ответ несколько мученических голосов, интонация которых говорила о том, что кое-кто был до крайности утомлен дорогой и теперь рад любому пристанищу, лишь бы оно покоилось на твердой земле, а не катилось по ней на колесах.
Колонна из более чем трех десятков человек и восьми вьючных лошадей медленно продвигалась вдоль русла горной, как и все прочие, ей подобные, чрезвычайно бурной и стремительной речки Аккем. Неумолчный шум большой массы воды, хаотично летящей по сглаженным ею за миллионы лет валунам, заглушал все сущее – и голоса птиц, щебечущих в кедраче, можжевельнике и облепихе, которыми поросли склоны гор, и цокот конских копыт, и голоса людей. Археологи направлялись в сторону южной, самой высокой части горной гряды Катунского хребта. Туда, где в небо на четыре с половиной тысячи метров вздымалась вечно заснеженная, самая высокая гора Сибири Белуха, именуемая алтайцами Уч-Сумер – Трехглавая.
Позавчера, ближе к вечеру, «археобанда», прибыв в Нижний Уймон – небольшую деревушку с двумя сотнями жителей, первым делом определилась на ночлег. Местный староста, с которым академик Дёмин созванивался, еще только прибыв в Барнаул, предложил прибывшим в качестве места временного проживания не слишком просторное помещение сельской школы, пустующей по причине летнего сезона.
Мужскую, преобладающую по численности часть команды поселили в более просторном помещении. Женская часть заняла помещение поменьше, зато и более уютное. Местные жители, в основном алтайцы, хотя немало в селе было и русских, к появлению «археобанды» отнеслись в общем-то спокойно. То ли потому, что от природы были сдержанны и у них не было такого обычая – приставать к приезжим с расспросами, то ли уже привыкли к появлению тургрупп, которые, ненадолго «засветившись» в их селе, вскоре куда-то отправлялись по своему маршруту.
Ночь на новом месте прошла без приключений и осложнений. Утром раньше всех поднялись спецназовцы. Под руководством Батяни они выполнили трехкилометровую пробежку по пересеченной местности, после чего занялись энергичной разминкой, сопровождаемые удивленными взглядами некоторых сельчан и членов экспедиции, вышедших спозаранок покурить и поглазеть на то, что вытворяет «десантура». После купания в ледяных струях Аккема, по цвету чем-то напоминающих сильно разбавленное водой молоко (или, точнее, воду с примесью молока), бодрые и посвежевшие парни вернулись к своему «вигваму», как назвал Лавров их временное пристанище.
После завтрака, приготовленного на дровяной плите женской частью «археобанды» из ранее закупленных припасов, Петр Михайлович и завхоз Григорий Семёнович отправились по окрестным селениям нанять проводника и найти лошадей для перевозки клади. Это было совершенно нелишним – уж если, согласно старой поговорке, в дороге и иголка тягость, то что можно было сказать о горной тропе, где каждый километр пути иной раз стоил полусотни верст, пройденных по равнине? Поэтому совершенно очевидной была необходимость найти хотя бы десятка полтора вьючных лошадей.
Маршрут пешей части экспедиции предполагался весьма и весьма непростой, о чем Дёмин рассказывал Андрею еще в поезде. Насколько академику удалось расшифровать древние письмена, «Тибетский манускрипт», заключенный в каменном ларце, был захоронен вместе с монахом. Перед самой кончиной тот раскрыл своим ученикам тайну ларца, с которым при жизни не расставался ни на минуту. Но одновременно он завещал не разлучать его с реликвией и после смерти.
Поскольку издревле гора Уч-Сумер у всех народов, кто с ней так или иначе соприкасался или просто слышал о ней, считалась священной, своего учителя ученики похоронили в ее окрестностях. При этом описание места захоронения было столь замысловато зашифровано в аллегориях и иных словесных шарадах, что Петру Михайловичу пришлось просидеть над документом не один месяц, пока он наконец-то смог хотя бы приблизительно установить, в каких местах следует вести поиски.
К крайней досаде Дёмина, детальный перевод расшифрованного им пергамента был похищен Триадами вместе с исходными рукописями. В его служебном кабинете сохранились копии похищенных бумаг и документов. Но факт того, что китайские мафиози имели на руках точные координаты района, где Дёмин предполагал провести поиски захоронения тибетского монаха, свидетельствовал об одном: чужеземные криминальные структуры гарантированно в любой момент могли начать там действовать, со всеми вытекающими последствиями.
Пока руководителя экспедиции в селении не было, члены «археобанды» проводили время кто как мог. Любители поспать отлеживались на раскладушках и лежаках из сена, постеленного на полу. Кто-то читал взятый в дорогу любовный роман, кто-то гулял по окрестностям деревни. Нашлись даже рыбаки-любители, которые надумали попытать рыбацкого счастья на Аккеме, надеясь выудить хоть что-то путное из его пенных струй. Ну а спецназовцы, дабы не притуплялись боевые навыки, под восхищенными взорами юных сельчан, сбежавшихся поглядеть на необычное зрелище, отрабатывали приемы боевых единоборств.