Оправдания Константина вызывали лишь саркастические ухмылки. Правда, просьбу связаться с шефом следаки удовлетворили, но Александр Викторович прикинулся, что никакого Рощина не знает, а Сергей Викторович вообще послал его на три буквы.
Попал, понял Константин. Братья предали его, сдали милиции, чтобы не отвечать на разные неудобные для себя вопросы. Плевать им было на Константина. Для них он был разменянной пешкой, которую небрежно смахнули с доски.
Так угодил Константин за решетку, еще не вполне веря в то, что его вот так запросто кинули, отдав на съедение следакам из милиции и прокуратуры. Он все ждал, когда его вызволят, все надеялся, что Мотыли и ФСБ разыгрывают какую-то хитрую многоходовую комбинацию.
Но чуда не произошло. Записали Константина в киллеры, отдали его под суд, а там получил он срок, такой огромный, что никак не получалось перевести все эти годы в дни, потому что никакая таблица умножения не годилась для подобных подсчетов. Арифметика вообще имеет очень мало общего с жизнью. Тем более с жизнью в неволе.
Следственный изолятор, тюрьма, зона – все это походило на круги ада, описанные Данте. Только ничего поэтического в этом не было. Вонючая баланда, жесткие нары, тюремные подковырки, понятия, разборки и – насилие, насилие, насилие…
Выживал сильнейший. Константин выжил. Но если бы не жажда мщения, он не смог бы сказать, зачем.
Вынырнув из тягостных воспоминаний, Константин не сразу сообразил, что видит перед собой очень красивую загорелую женщину лет тридцати. Одетая в простой, но изящный льняной белый сарафан, обутая в белые же туфли на невысоких каблуках, она стояла напротив, выжидательно глядя на Константина.
«Как та кошка, – отметил он про себя. – Сейчас состроит брезгливую мину и отправится дальше».
Но женщина не уходила. Стояла на месте, давая возможность оценить себя по достоинству.
Роста выше среднего, брюнетка, блестящие волосы гладко зачесаны назад и собраны там в подобие конского хвоста. Глаза скрыты солнцезащитными очками, губы накрашены ярко-красной помадой, в ушах сверкающие висюльки, на шее еще какие-то цацки.
«Хороша, – отметил про себя Константин, стараясь не разглядывать фигуру незнакомки, показавшуюся ему весьма привлекательной. – Но какого черта она на меня вылупилась? Хочет пригласить на роль Квазимодо? Так у меня, слава богу, горба нет».
Женщина сдвинула очки на лоб, посмотрела на Константина прямо и открыто, после чего улыбнулась и, нарушая затянувшуюся паузу, проговорила:
– А у вас красивые глаза. Такие зеленые…
Константин, давно свыкшийся с цветными линзами, которые был вынужден носить для маскировки, пожал плечами:
– Лягушки тоже зеленые, но вы ведь не считаете их от этого красивыми, верно?
Низкий грудной смех женщины вывел Константина из равновесия. Он вдруг разозлился. На себя, на эту непосредственную дамочку, на судьбу, сведшую их лишь для мимолетного уличного трепа. Кто она ему и кто он ей? Какое ей дело до его глаз, а ему – до ее манящей груди, крутых бедер и загорелых, точно лакированных ног, примагничивающих взгляд?
– Повеселились? – грубо спросил Константин. – А теперь ступайте своей дорогой. Здесь вам не цирк.
– Не цирк, – спокойно согласилась незнакомка, возвращая очки на прежнее место. – И вы не клоун. Извините, если я вас невольно обидела.
– Невольно обидела?.. Это из какого романа? Книжки любите читать?
– Не очень. И все равно извините.
– Проехали, – проворчал Константин, наклонившись вперед, чтобы встать и отправиться восвояси.
Собственные ноги его не слушались. Не хотелось никуда уходить отсюда. А пока Константин пытался совладать с ногами, незнакомка сделала два грациозных шага вперед и как ни в чем не бывало опустилась на скамью рядом. Сумку она положила слева от себя. Таким образом, Константина ничто от нее не отделяло. Кроме инстинктивного недоверия и горького жизненного опыта.
– Не возражаете? – осведомилась незнакомка, улыбаясь.
«Возражаю!» – вертелось на языке у Константина.
– Да нет, в общем-то, – пробормотал он. – Тем более что уже поздно.
– А это моя излюбленная стратегия. Когда ставишь мужчин перед свершившимся фактом, они как-то сразу сникают.
– А женщины?
– Женщинам на факты – тьфу! Мы иначе устроены.
– Это как?
– Ну, вы судите о нас по себе. Словно имеете дело с себе подобными, только без щетины, без волосяного покрова и с всевозможными любопытными приспособлениями.
«Приспособлениями?» – изумился Константин, а в следующую секунду смутился и покраснел так, что его уродливые шрамы сделались еще более заметными. Как назло, незнакомка расположилась слева от него, а пересаживаться было глупо.
– В этом-то и кроется ваша основная ошибка, – продолжала женщина, словно не замечая напряженной позы собеседника. – Вы не сознаете, что имеете дело с абсолютно другими существами.
– А вы, значит, сознаете?
– Еще как! Мы такие разные, и цели у нас тоже разные. Вот и приходится вас приручать. Одомашнивать, так сказать.
– Я дикий и предпочитаю таковым оставаться.
– Это заметно.
– И дрессировке не поддаюсь.
– Потому что дрессировщица пока не подвернулась.
Константин не нашелся что ответить на это. Голова у него пошла кругом. Скорее всего, виной тому была парфюмерия, которой пользовалась собеседница. Чистый опиум, а не духи. Коварное оружие, которое следовало бы запретить, чтобы мужчины и женщины играли на равных. Если, конечно, такое возможно в природе.
«Потому что приспособления у нас разные, – продолжил мысль Константин и покраснел еще сильнее. – Хоть бы отвернулась, дура, – сердито подумал он. – Знала бы ты, как я стесняюсь этих проклятых шрамов».
Его внутренний монолог был услышан.
– Кстати, самое время познакомиться, – произнесла незнакомка, глядя прямо перед собой. – Я Мария. Просто Мария, а не Маша, Машенька или Манечка. Если желаете избавиться от моего общества, назовите меня одним из этих уменьшительных имен, и вуаля. – Она сделала рукой выразительный прощальный жест. – Машенька пусть остается в сказке про медведя.
Медведя?
Константин вздрогнул. Ему моментально вспомнился побег. И душегубка, откуда он сорвался на пару с Рогачем. Тесная каморка, официально именуемая штрафным изолятором. Ее умышленно пристроили вплотную к котельной, чтобы мариновать там строптивых зэков летом. На зиму таких определяли в карцер без отопления и стекол в оконных рамах, и новогодние праздники Константину довелось провести именно там. А через полгода он снова отклонил предложение «кума» о сотрудничестве, после чего отправился на тамошний «курорт».