С гордостью оглядев свою работу, художник-гример по очереди сфотографировал всех троих на фоне белой стены.
– Cette photos sont pour passeport et visa [4] , – сказал он на прощание. – Au revoir, Monsieure! Au revoir, Mademoiselle!
– И тебе не хворать, – проворчал Демидов, продолжая рассматривать свое «новое» лицо в зеркале.
– Отделал, как бог черепаху, – проговорил он наконец, то ли похвалив, то ли осудив работу визажиста. – Мать родная и та не узнала бы. Интересно, мы в этом виде и спать будем?
Ответить ему никто не успел. Из того угла, где стоял гроб с Гудаевым, послышалось негромкое мычание. Простыня, которой было накрыто его лицо, сползла вниз. Салман посмотрел мутными глазами на разведчиков.
– Хи, – прошипел он, с трудом ворочая распухшим от жажды языком.
– Чего?! – переспросил Демидов.
– Воды, – уже по-русски повторил Гудаев. – Пить…
Аня быстро схватила специальный стакан-непроливайку и поднесла ее Салману. Разведчики тоже подошли к нему. Увидев над собой незнакомые лица, он побледнел. В глазах мелькнул неподдельный страх.
– Кто вы такие? – слабым, хриплым голосом спросил он, едва выговаривая слова. – Куда вы меня привезли? Что это?
Слабой рукой он провел по краю гроба, в котором лежал.
– Здрасте, пожалуйста! – ответил Демидов, разводя руками, но тут же сообразил, что Гудаев не узнал их в гриме. К тому же не оклемался после той большой дозы промедола, которую ему вколол накануне Бертран.
– Лежи смирно, грешник, – проговорил он замогильным голосом, – скоро за тобой должны прийти! Здесь у нас перевалочная база перед Страшным судом…
Несмотря на серьезность ситуации, Купец не смог отказать себе в удовольствии похулиганить. Гудаев продолжал переводить испуганный взгляд с одного, склонившегося над ним человека, на другого.
– О, Аллах, – прошептал он, прикрывая глаза. – За что мне все это? Чем я тебя прогневил?
– Мальчики, – тихо проговорила Анна. – Может, не надо его больше пугать? Я где-то слышала, что человек от этого с ума может сойти… Так защитная реакция срабатывает.
Внезапно Гудаев, видимо, осознав или что-то вспомнив, опять открыл глаза. Теперь они не были мутными. Он резко сел в гробу и осмотрелся. Прикрывавшие его бутафорские рубашка и фрак свалились, обнажая сильную волосатую грудь, посередине которой переливался большой синяк.
– Что все это значит? – шепеляво спросил он. – Кто вы? Где те негодяи, которые меня похитили?
Он попытался выбраться из своего страшноватого ложа, но Демидов вовремя его перехватил и, придавив за плечи, заставил лечь в гроб.
– Значит, так, урюк, – проговорил он своим нормальным голосом. – Сейчас ты ляжешь в этот ящик и будешь лежать в нем тихо-тихо, как мышонок в норке. Это единственный для тебя шанс уцелеть.
Салман попробовал вывернуться из крепких рук Демидова, но не смог.
– Медведь, быстро убери куда-нибудь оружие, – попросил Купец. – А ты, Пигалица, вызови сестру и сиделку. Есть будешь?
Гудаев не ответил; он опять закрыл глаза, игнорируя все, что ему говорили. Лицо у него стало непроницаемым и как будто окаменевшим. Убедившись, что пленник не собирается больше сопротивляться, Демидов отпустил его плечи.
– Вот так-то будет лучше, – удовлетворенно констатировал он. – Сам небось понимаешь, голышом далеко не ускачешь, архар ты наш безрогий!
Глядя в одну точку на потолке, Салман ничего не ответил. Но едва Купец успел сделать всего несколько шагов в сторону, он вскочил в полный рост, частично прикрывая наготу саваном, и с шепеляво-хриплым криком «Аллах акбар» прыгнул Демидову на спину. Не ожидавший ничего подобного, Алексей инстинктивно пригнулся, прижимая подборок у груди, чтобы не дать нападавшему возможности провести удушающий захват шеи. Дальнейшие его действия были скорее на подсознательном уровне. Он резко подогнул колени, падая на пол. Гудаев, который был ниже Купца, почувствовав под ногами опору, мгновенно рванул десантника на себя, пытаясь задрать подбородок противника вверх, чтобы просунуть под него свою руку. И, едва у него это получилось, он тут же изо всех сил сдавил горло Демидова, стараясь приподнять с пола так, чтобы его колени повисли в воздухе. Второй рукой он лихорадочно шарил у Купца под мышкой, пытаясь найти пистолет, но его там не было. Понимая, что силы у них неравные и долго удерживать здорового Купца он не сможет, Салман, продолжая удерживать шею Демидова в локтевом сгибе, перехватил второй рукой его подбородок, намереваясь свернуть Купцу шейные позвонки. И тут он почувствовал, что опора пола из-под его ног исчезает. Только что они твердо стояли на нем и вдруг, словно по волшебству, его оторвало от паркета. На один краткий миг обстановка палаты промелькнула у него перед глазами, и в следующую секунду он с грохотом распластался на полу во всей своей голой красе. Почти тут же в солнечное сплетение врезался тяжелый кулак величиной с голову младенца. Дыхание у Гудаева перехватило. Последнее, что он увидел, теряя сознание, был занесенный для второго удара кулак. Боли от него он уже не почувствовал.
– Во, здоровый бычара, – отдуваясь, проговорил Демидов. – Чем только его кормили, хотел бы я знать? Чуть не заколбасил меня, скот поганый…
– Не прибедняйся, – посоветовал Локис. Он не успел вмешаться только потому, что схватка длилась не больше пары секунд. – А то я тебя не знаю. Специально же поддался, чтоб бдительность этого урюка усыпить…
– Ну, может, и так, – не стал спорить Купец. Он подхватил бесчувственного Гудаева под мышки и волоком перетащил его к гробу. Уложив тело на прежнее место, Алексей кое-как приладил на нем погребальные принадлежности и только успел прикрыть Салмана саваном, как в дверь вежливо постучали.
– Oui, je vous en prie! [5] – машинально ответила Анна.
Дверь открылась, и в палату вошли две женщины лет сорока с небольшим. Одинаковые белые чепчики на головах и такие же одинаковые белые халаты делали сиделку и медсестру похожими, словно они были близнецами.
– Bonjour, Mademoiselle! Bonjour, Monsieur! [6] – равнодушными голосами проговорили они в унисон и обвели всех троих вопросительными взглядами.
Корнейчик принялась им что-то торопливо объяснять. Женщины все с тем же равнодушием выслушали ее и, кивнув, занялись каждая своим делом. Разведчики и девушка молча наблюдали за ними.
– Да-а-а, – протянул то ли восхищенный, то ли от удивленный Демидов, когда женщины, закончив работу, вышли. – Дисциплинка у этого Бертрана, или как там его правильно называть, на высшем уровне! Вы заметили, что эти грымзы даже не поинтересовались, на хрена покойнику колоть морфий…