– Ты охренел? Руки развяжи! – грубо потребовал он. – Быстро развяжи мне руки, чего стоишь?
Бородач и не подумал помочь ему. Тогда милиционер сам попытался освободиться от пут, стягивающих его запястья и щиколотки. Не вышло – тонкая веревка плотно облегала конечности и не растягивалась, как он ни пыжился и ни извивался. Узлы на ней затянули качественно.
– Ты, ублюдок, не слышишь, что ли?! Ты знаешь, с кем связался? – Собственная беспомощность стража порядка бесила, как никогда. – Да я тебя самого завтра вот так свяжу и голым в камеру с сифилитиками кину, слышишь? Ты нарвался, урод! Хана тебе! И всем вам ха…
Его гневный монолог оборвался на полуслове. Физиономию перекосило от боли, а шею свело судорогой – спецназовцу надоело слушать мрачные пророчества, и он ткнул разбушевавшемуся менту пальцем в ямку над ключицей, в нервное сплетение. Подержал немного в воспитательных целях, потом отпустил.
Бешинкулов, обретя возможность снова дышать и двигаться, заорал с утроенной силой:
– Я тебя урою! И мать твою, и…
Бородач вернул палец в прежнее положение. Несколько секунд понаблюдал, как омоновец корчится и пыхтит, не в силах даже вдохнуть. Потом склонился к его уху и негромко предупредил:
– Веди себя тихо, ладно? А то до утра так и будем в «гестапо» играть. С тобой поговорить хотят, только и всего. Понимаешь меня?
– Развяжи его, – раздался еще один голос. Высокий человек в камуфлированной форме подошел к плененному киргизу и сел перед ним на один из рюкзаков. Долго и молча смотрел на тяжело сопевшего от обиды и ярости милиционера. Завязки с рук и ног по команде подошедшего были срезаны мгновенно, и теперь местный блюститель порядка разминал затекшие кисти и сидел, сгорбившись и вяло озираясь по сторонам. Кожаная черная куртка, вся в серой подсохшей грязи, казалась великоватой на несколько размеров. Отвернувшись и глядя куда-то в пустоту, он процедил:
– У вас большие неприятности. Вы поняли, кого похитили?
– Конечно, господин Бешинкулов, – ответил спецназовец. – Я навел справки о вас. Очень неплохой послужной список и характеристики.
Киргиз усмехнулся. Даже в такой ситуации слышать подобное было приятно.
– Вот как? И вы надеетесь, что все вам сойдет с рук?
– А в чем, собственно, вы нас обвиняете? – прищурился Иванов. – Вы что-то имеете против нас конкретно или это просто шовинистские настроения?
Киргиз озлобился. Ухмылка с его лица пропала, уступив место прежней угрюмой гримасе.
– Из-за вас погибли мои друзья! Вы подставили ребят, а сами трусливо спрятались за их спинами!
Русский майор укоризненно склонил голову набок:
– Ай-яй-яй, господин начальник отряда. Какие высокие слова! Какие жестокие обвинения! Речь идет о сгоревшей патрульной машине, верно? Это в ней находились ваши друзья?
Милиционер уже вполне пришел в себя, понял, что находится в военном городке, и в его поведении появилась надменность. Что могли сделать с ним русские? Плевать на них, пусть попробуют что-нибудь предпринять! Посчитав, что сказал уже достаточно, он предпочел проигнорировать вопросы русского офицера.
Иванова такое поведение гостя не удивило.
– Давайте посмотрим на проблему с другой стороны, господин Бешинкулов, – предложил он. – С моей точки зрения, это вы, что называется, попали. Причем по самое не балуйся.
Киргиз только фыркнул.
– Считайте сами, – майор выставил вперед крепкий кулак и принялся один за другим разгибать пальцы. – Попытка незаконного проникновения на военный объект другого государства – раз. Похищение иностранного офицера, обладающего статусом неприкосновенности, да еще и с применением оружия – два. Покушение на убийство – три. Еще перечислять?
– Бред! – все так же спесиво отозвался омоновец. – Это все ваши фантазии. А вот за то, что меня сюда притащили, – вам крышка.
Иванов впервые за встречу улыбнулся. Так, как улыбаются при виде несмышленых детишек. Вступать в прения с высокомерным представителем местной власти ему страшно не хотелось. Но и оставлять чрезмерную заносчивость безнаказанной он не собирался.
– Уважаемый, не надо меня запугивать, – попросил он. – Я уже не молод и устал. Еще немного вашей чванливости – и вы мне станете неинтересны. Я прекращу беседу и пойду спать. А вы отправитесь в последнее путешествие по Большому Чуйскому каналу. Немножко мертвым. Я понятно излагаю? Если вы умный человек, в чем я не сомневаюсь, то поймете, что шутками здесь и не пахнет.
Киргиз заиграл желваками и стиснул кулаки до белизны в пальцах.
– Что ж раньше не грохнул, а? – прохрипел он яростно. – Зачем весь этот спектакль? Значит, нужен я тебе. Так?! Только хрен ты угадал.
Командир группы спецназа ответил очень серьезно. И усомниться в его словах было невозможно. Даже Бешинкулову в его шатком положении.
– Один из моих офицеров истекает кровью. Виноват в этом ты. Если бы не мой приказ, тебя убили бы на месте. Ничто не помешало бы – ни погоны, ни звания. Единственная причина, по которой ты жив, – твоя репутация. Но у меня все меньше надежды на то, что ты – честный мент, а не продажная тварь, какими были твои расстрелянные вчера коллеги. Бегалиев, например. Знал такого?
Омоновец переваривал информацию туго. Он продолжал сверлить своего собеседника ненавидящим взором. Иванову пришлось его «подстегнуть»:
– Я спрашиваю, ты был заодно с Бегалиевым, когда он продавал колонну бандитам?
– Продавал колонну? – скривился от недоверия мент. – Что за хрень ты несешь?
– Три машины с оружием и десяток крепких рабов, из тех, кто выживет после налета. Неплохие деньги хотел получить твой дружок. А тебе какой процент обещал, а?
Для Бешинкулова такие новости действительно были неожиданными. Обмякнуть он не обмяк, но гонору слегка поубавилось.
Майор достал из кармана диктофон, развернул его динамиком в сторону пленника и нажал на кнопку воспроизведения:
– Послушай-ка вот эти телефонные переговоры. Благо у нас была возможность их записывать. Иначе сгинули в горах бы наши грузовички и солдаты.
Из маленькой коробочки сквозь помехи, но довольно отчетливо пробились голоса покойного толстяка и покупателя оружия.
Командир ОМОНа прикрыл глаза и побледнел. Характерную для друга детства манеру говорить подделать было сложно, и не узнать он ее не мог. Получалось следующее: готовилась засада на колонну, и русские спасали своих. К ним претензий никаких. А вот к нему…
– Ты все еще настаиваешь, что в сгоревшей машине ехали твои друзья, Муратбек? – поинтересовался Иванов. – И как мне к тебе относиться? Как к сообщнику? Или организатору?
Мент выпрямился, задышал тяжело и часто.
– Да… Бегалиев был… моим другом, – медленно и с трудом произнес он, словно каждое слово крючьями цеплялось за его горло, не желая вылетать на волю. – С детства… Однокашником… Но я ничего не знал о сделке… клянусь… Иначе я остановил бы его…