– У нас такое случается нечасто. Обещаю, что каждый день вам не придется видеть трупы. Вы в состоянии сейчас поднять самолет в воздух?
Калинин кивнул.
– Вашему другу лучше остаться на земле, вид у него неважный.
– Меня мутит, – признался Жуков, садясь на корточки.
– Привыкнете. Все когда-то случается впервые. Меня тоже поначалу мутило. А потом привык. Главное, понять, что смерть может быть работой. Девушку жаль, но никто не просил вас привозить ее на аэродром. В следующий раз не повторите ошибки. Я не спрашиваю, согласны ли вы работать и дальше. Выбора у вас нет.
– Я это понял, – прошептал Жуков.
Петрович подтолкнул Калинина к самолету.
– Полетать придется недолго. И невысоко.
Петрович занял место в кабине, в открытый люк забрались трое мужчин, приехавших вместе с ним. Калинин, осторожно ступая, пробрался между лежавших на полу салона мертвых тел, устроился за штурвалом, включил рацию, связался с руководителем полетов заводского аэродрома.
Калинин запустил двигатель. У сидевшего на бетоне Жукова от ветра волосы взъерошились, но подниматься он не стал. «Кукурузник» разогнался на короткой рулежной полосе. На какое-то время в лобовом стекле было видно только темнеющее вечернее небо, а когда самолет выровнялся, показался далекий лес. Петрович, сверяясь с разложенной на коленях картой, не то приказал, не то просто по-дружески посоветовал:
– До леса, а там направо.
Говорил так, словно они не летели, а ехали на машине. Ветер врывался внутрь самолета, люк закрывать никто не собирался. Когда под машиной оказался темный еловый лес, Калинин повернул штурвал, самолет качнулся, земля поползла слева направо.
– Не так резко. Груз у нас не закреплен, – напомнил Петрович с улыбкой.
Теперь уже и Калинин понимал, куда они летят. Внизу, на лесном болоте поблескивали отраженным закатным светом «окна» воды. Диск солнца уже коснулся горизонта, окрасив редкие облака пронзительно пунцовым цветом.
– Чуть ниже. И скорость сбросьте до минимума.
Самолет нырнул в густой вечерний сумрак. Под ним проплывало пустынное болото. Петрович отстегнул ремень и выбрался в салон. Его подручные уже подтащили мертвых таджиков к распахнутому люку.
– Первый, пошел, – скомандовал эфэсбист.
Труп исчез в проеме.
– Второй…
Калинин видел, как кувыркнулся мертвец в воздухе, мелькнули полы незастегнутой куртки. Тело с силой ударило в болотную жижу, подняв блестящий фонтан брызг, и тут же исчезло в трясине. Летчику захотелось резко вывернуть штурвал, накренить самолет так, чтобы Петрович и его люди, не удержавшись на ногах, полетели вслед за мертвым таджиком. Но он, скрежетнув зубами, только снизил высоту.
Последней в открытый люк сбросили мертвую девушку. Петрович, хоть и не притрагивался к трупам, отряхнул руки, вернулся в кабину.
– Возвращаемся, – он пристально посмотрел на пилота.
Жуков выглядел вполне сносно. Рядом с ним стоял бледный, но вменяемый капитан в военной форме. Когда самолет замер на площадке и пропеллер совершил последние обороты, военный подошел к «кукурузнику».
– Ну, как? Покатались? – он пожал руку спрыгнувшему на асфальт Петровичу.
Пятна крови уже успели почернеть, засохнуть. Понять, что это такое, глядя на них, было уже невозможно. Мало ли грязи на площадке?
– Не покатались, а полетали, – Петрович назидательно вскинул указательный палец.
– Я пока с вашим вторым пилотом поговорил. Толковый. Общие знакомые у нас отыскались. Самолетом завтра займемся, я уже буксировщик по рации вызвал. Подрегулируем, заменим, подкрасим. Будет не хуже нового.
Калинин смотрел на капитана, веселого, безмятежного, и не мог понять – знает ли тот о сути того, что происходит.
– У нас гостиница при заводе, банька. Устроитесь, отдохнете и через пару дней – снова в небо.
Петрович склонил голову, прошептал Калинину на самое ухо:
– За приятелем своим присматривай. Не нравится мне его вид. В гроб краше кладут.
– Все в порядке. Выпьем водки, его и отпустит. Он мужик крепкий.
– Помни, ты за него поручился. Сболтнете – ты или он, обоим не жить. Болото большое. А теперь отдыхайте, держи деньги.
Петрович сунул в ладонь Калинину два конверта, внутри которых хрустнули купюры.
– Я честно играю, ничего не прячу, чтобы и от меня тайн не было. Понял, что вы перевозили?
– Соду.
Петрович хлопнул Калинина по спине:
– Вот так-то лучше, – с чемоданчиком в руке он забрался в джип.
Капитан гостеприимно распахнул дверцу видавшего виды «УАЗа»:
– Садитесь. Поедем в гостиницу.
– По дороге бы в магазин заскочить.
Капитан, выворачивая руль, засмеялся:
– В номере полный холодильник. И водка, и закуска. Только девочек вам на полки не положил. Но если хотите, сами придут…
– Нет уж, надо выбирать: или пьянка, или разврат, – усмехнулся Калинин, – я выбираю пьянку.
– Правильное решение.
Через полчаса Жуков с Калининым сидели в двухкомнатном номере с видом на летное поле. Между ними стоял низкий журнальный столик. В одноразовых тарелках лежало столько снеди, что хватило бы и на четырех едоков, но к еде летчики не притрагивались. Из больших стаканов, позаимствованных в ванной комнате, они пили водку. Одна пустая бутылка уже лежала под столом, вторая подходила к концу, а хмель все никак не хотел брать мужчин. Бубнил телевизор. Свет не зажигали, хватало отблесков экрана да прожекторов за окном.
– Теперь и чокнуться можно, уже пятую порцию пьем, – Калинин приподнял стакан.
– Ты скажешь?
– Чего уж тут придумывать, – наморщил лоб Калинин, – за нас выпьем, за то, что долетели и живы остались, за то, что сидим вместе.
– Правильно. За будущее пить нельзя, чтобы не сглазить.
Никому из двоих не хотелось первому начинать разговор о том, что сегодня произошло на аэродроме. Выпили. Калинин повертел в пальцах пустой стакан.
– Кажется мне, что до завтрашнего утра еще кто-то не доживет.
– Ты о нас?
– Нет. Насчет себя и тебя я спокоен на ближайшее время. Петрович посредников выбить решил.
Жуков молчал, смотрел на залитое светом прожекторов поле, на ряд самолетов, растянувшийся вдоль полосы. У крайнего топтался часовой с автоматом за спиной. Силуэты машин на фоне неба казались вырезанными из черного картона. Пейзаж был привычным и спокойным, сотни раз виденным. Даже закрыв глаза, бывший военный летчик мог бы перечислить марки самолетов, стоявших на поле.
– Как ее звали? – произнес Жуков.