– Не заметит?
– Он по две пачки, случается, в день выкуривает. Что, он считать их станет? А я еще пачку потом потряс, не заметит.
Пашка чиркнул спичкой, по-взрослому тут же заслонил ее ладонью, хоть ветра и не было, прикурил. Витька несколько раз ткнулся сигаретой мимо огня. Наконец и он выпустил дым изо рта. Курили картинно, выдуриваясь и выкаблучиваясь друг перед другом.
– Ты не в затяжку куришь. Просто балуешься.
– Я еще в прошлом году курить пробовал. Меня Ромка учил. В затяжку курю, – упорствовал Витька, – видишь, дым через нос выпускаю, – он затянулся и выпустил дым через одну ноздрю, сдержался и не закашлялся.
– А почему только из одной ноздри дым идет?
– Потому что соплями вторая забита, а платок забыл. Вот Ромка, он умеет без платка сморкаться. Одним пальцем зажмет, а потом сморкнется, чисто все вылетает.
– Много твой Ромка умеет, хвастается только, – Пашка не любил, когда кто-то умел больше его.
– Ты никому не скажешь? – было видно, что Витьку распирает признаться.
– О соплях, что ли? – презрительно спросил Пашка.
– Нет. Поклянись, что не расскажешь, а то я Ромке обещал, что никому не скажу.
– Зуб пацана.
– Мне Ромка показал, как трахаются.
– Я в кино тоже видел.
– Нет, показал, как живые люди трахаются.
– Да ну… – Пашка даже на время забыл о сигарете.
– Подошел он ко мне во дворе и говорит: «Если дашь сто рублей, то я тебе и покажу».
– Дал?
– Пришлось, но он обещал, если ничего не будет – деньги вернет.
– Вернул?
– Так показал же, я тебе говорю. Помнишь училку, ее в параллельный класс в конце года прислали, английский вести.
– Помню. – Пашке тут же вспомнилась молодая учительница в строгих с золотой оправой очках.
– Она в общежитии живет на первом этаже. Еще ничего не купила, не успела. Ни занавесок у нее, ни мебели, один матрас на полу.
– Ты откуда знаешь?
– Видел. Ромка привел меня туда поздно вечером. Под окном ящики стоят, мы забрались и заглянули. Лежит она голая, а на ней физкультурник – тоже голый, и такое вытворяют.
– Что?
– Все… А потом ящик подо мной треснул. Физкультурник вскочил – и в дверь. Мы с Ромкой бежали. Только у магазина остановились. Не догнал.
– Он что, голый за вами гнался?
– Я не оборачивался, – честно признался Витька, – может, гнался, а может, и нет. Зато я видел, как училка трахается, – и тут он вскочил, побежал к кустам, – а ты что подслушиваешь, подглядываешь, а ну пошел вон.
Послышалось, как трещат кусты, Максим удирал от старшего брата.
Ребята вернулись, помолчали, Пашке не было чем похвалиться, чтобы «перекрыть» приключение приятеля, а Витька переживал, что братец может обо всем рассказать матери. И тут из кустов выбрался Максим. Никто и не подумал ругаться на него. Потому что у мальчишки глаза были, как монеты по пять рублей – такие же круглые и блестящие.
– Там тоже трахаются, – прошептал он, показывая рукой на кусты.
– Чего?
– Там тетка голая в кустах лежит.
Пашка прислушался, но ничего, кроме обычных болотных звуков, не уловил, да где-то далеко, на аэродроме, гудел самолетный двигатель.
– Придумываешь.
– Нет, точно видел.
– Может, пьяная заснула, к солдатам ходила? – предположил Пашка, продираясь сквозь заросли.
– Что, она не могла с другой стороны зайти? Зачем ей через болото переть.
– А если пьяная пошла?
– Утонула бы.
Максим остановился, присел и показал рукой в прогалину. Пашка и Витька даже лбами стукнулись, так резко нагнулись. Из-под соседних кустов торчали голые женские ноги. Сквозь траву угадывались и белые трусики на бедрах.
– Я же говорил, – шипел Максим, – а вы мне не верили.
Мальчишке переглянулись.
– Надо подойти посмотреть, – Витька взял Пашку за руку.
– Лучше уйдем.
– Нельзя.
Никто не хотел вслух произнести то, что могло оказаться правдой. Держась рядом, мальчишки подобрались к кустам, раздвинули ветки. Пашка отпрянул и сел на траву. Он с закрытыми глазами греб траву скрюченными пальцами. А Витька окаменел, не будучи в силах пошевелиться. Под кустами на сломанных и уже успевших завянуть ветках лежала девушка в разорванной одежде. В груди у нее виднелась рана, окаймленная запекшейся кровью, спина была неестественно высоко выгнута, а голова почти целиком погружена в вязкую болотную грязь, лишь пряди волос рассыпались по мху, золотистые волосы подрагивали от еле ощутимого движения воздуха.
– Что там? – испуганно спросил Максим, уже сообразивший, что открылось страшное.
Витька вышел из оцепенения, обнял маленького брата за плечи, прикрыл ему глаза ладонью и повел к полянке, усадил на рюкзак. Вскоре выбрался из кустов и Пашка – бледный, перепуганный, он держался рукой за шею – душили спазмы рвоты.
– Что делать? – спросил он у Витьки, забыв о том, что еще недавно строил из себя главного.
– Сообщить надо.
– Кому?
– В милицию.
– У тебя что, мобильник есть? До милиции идти и идти, а солдаты рядом.
Витька боязливо покосился на кусты.
– А если ее унесут, пока мы ходить будем? Ты оставайся караулить, а мы пойдем.
– Вместе пойдем. Я тут не останусь.
Через полчаса мальчишки выбрались к вышке. Пашка махал над головой стянутой с себя майкой и кричал:
– Не стреляйте!
Часовой попался вменяемый. Солдат-первогодок даже автомат из-за спины не снял. Он выслушал перепуганных ребят и доложил по телефону дежурному.
После обеда на болотном острове уже появилась милиция. Тайной тропинки, по которой шли ребята, они не знали, поэтому добрались, перепачкавшись в болотной грязи по самые уши. Следователь и медэксперт стояли у трупа девушки.
Первую версию следак высказал еще по дороге на остров – девушку изнасиловали солдаты, а потом пристрелили. Но медэксперт разочаровал его.
– Во-первых, ее никто не насиловал, а во-вторых, скорее всего, стреляли из пистолета.
Следователь полистал заправленные в прозрачный пластик фотографии пропавших за последнее время местных женщин. Ни одна из них не походила на убитую.
– Документов при ней никаких? – без особой надежды спросил он.
– Откуда им взяться? Это мужики в карманах бумаги носят, а дамы – в сумочках. Сумочки-то и нет. Никаких бумаг при ней нет, даже пробитого талона на автобус.