Донельзя обрадованная женщина достала было несколько купюр, но Андрей решительно отмахнулся. Пояснив, что ехал на машине знакомого в Гданьск, однако по пути решил полюбоваться лесом и нечаянно заблудился, Лавров попросил проводить его до ближайшего автобана. Супружеская чета, проникшись к незнакомцу благодарностью за оказанную им помощь, охотно согласилась.
Объехав коварную ловушку по поросшей молодыми сосенками узкой обочине, Андрей двинулся следом за своими провожатыми. Около часа они петляли по лесу, без конца огибая всякие озера и болотца. В какой-то момент где-то далеко впереди в просветах между деревьями он увидел отсветы автомобильных фар. Это означало, что максимум в километре от них тянется шоссе. Но ехать своим ходом по трассе Лавров не собирался. Планы у него были совсем иные.
Остановившись, он достал из бардачка замеченный там складной нож и, выйдя из машины, быстро пропорол лезвием все четыре ската. После этого несколько раз мигнул фарами, давая понять, что у него возникли проблемы. «Ниссан» остановился и быстро сдал назад.
– Что случитца? – выйдя из машины, обеспокоенно спросила женщина.
– Очень плохой ситуаций! – посетовал «Майкл Ринненган». – В тот лужа я наехать на что-то острый и прорезать все свой колеса. А мне отчень-отчень надо быть в Гданьск. Меня там ждать мой дальний родственница.
Посоветовавшись, супруги предложили ему свою помощь, и уже через несколько минут Андрей вместе с ними мчался по шоссе в сторону Вислы.
Андрей шел по незнакомым улицам, с любопытством озирая причудливые архитектурные изыски зданий, построенных еще в прошлые века. Гданьск, как и всякий портовый город, был шумным и кипучим, живущим, в отличие от своих сухопутных собратьев, с их размеренно-сонливистым бытием, бурно и весело. Архитектура его старых кварталов существенно отличалась от виданного Лавровым в Варшаве, в ее Старом городе. Здесь чувствовалось сильное влияние старинного немецкого зодчества. Впрочем, что тут удивительного? Как-никак в прошлом этот город входил в Ганзу – мощное купеческое объединение, некогда контролировавшее торговлю на изрядной части Европы.
Сюда Лавров со своими новыми знакомыми прибыл уже глубокой ночью. Назвав случайно застрявшее в памяти название улицы и придумав номер дома, в котором якобы проживала его несуществующая родственница, он вышел на старой улице, застроенной домами, очень похожими на пятиэтажки советской эпохи. Распростившись с доставившей его сюда супружеской четой, он уверенно направился к одному из подъездов.
Но едва машина скрылась за углом, Андрей тут же свернул влево и зашагал к замеченному им невдалеке скверику, где можно было избавиться от личины Майкла Ринненгана и вновь стать или Хмелиным или даже Гавриловым. А почему бы нет? С точки зрения классической шпионистики, отработав свой изначальный псевдоним, Лавров должен был немедленно уничтожить паспорт на имя Гаврилова Анатолия Петровича. А в том, что ксива гарантированно уничтожена и данный логотип можно исключить из своих разыскных ориентировок, его оппоненты, скорее всего, были уверены на все сто. Поэтому, исходя из нешаблонного подхода к проблеме ухода от погони, возвращение к уже засвеченному имени было вполне неглупым ходом.
«Вот и замечательно! – шагая по малолюдной улице, на ходу размышлял Лавров. – Пусть для них Гаврилов ушел в небытие, а я снова стану им. Хотя бы ненадолго. Дня на три – максимум. А потом… Потом, если Майкла Ринненгана под каким-нибудь «соусом» не объявят в открытый розыск, можно будет снова заделаться англичанином…»
Выбрав тенистый закуток в гуще аккуратно постриженных кустарников и по-европейски безукоризненно-стандартных декоративных деревьев, он быстро поменял костюм, снял парик и прочие маскировочные причандалы, вернув себе молодую стать и походку. Теперь на тот случай, если кто-то надумает проверить его документы, он снова был Анатолием Гавриловым, мелким коммерсантом, который прибыл в Гданьск из Подольска для заключения торговых договоров с местными поставщиками товаров.
Вновь зашагав по ночной улице, подсвеченной фонарями и разноцветными сполохами реклам, Андрей направился в сторону порта. Осенняя ночь североевропейского приморского города едва ли могла оказаться безветренной и теплой. Но эта, как нарочно, была куда более студеной и сырой, нежели можно было ожидать. Даже имея железную закалку на уровне моржа с многолетним стажем, Лавров на ходу знобко передернул плечами. Эх, в жарко истопленную баньку бы сейчас – настоящую, русскую, с березовым веником и облаками целебного пара, взлетающего с раскаленных глыб печки-каменки! Но откуда ей быть здесь, на берегу польской Балтики, куда его занесли пронзительные ветры причудливой судьбы спецназовца?..
Несмотря на глухую ночь, злачные заведения Гданьска, которых было намного больше, чем даже в Варшаве, работали вовсю. Из ярко освещенных окон стриптиз-баров, ночных клубов и массажных салонов, которые почему-то продолжали напряженно трудиться и в столь поздний час, доносились звуки музыки, нарочито громкий женский смех, всевозможный шум и гвалт. Здешние обыватели, проживающие рядом с подобными вертепами, скорее всего, могли уснуть, лишь приняв внутрь добрую пригоршню снотворного.
Когда Андрей проходил мимо растянувшегося во весь первый этаж жилого дома некоего заведения, с сияющей неоном вывеской «Klub bilardowy niegrzeczny», что в вольном переводе можно было понять как «Клуб озорных бильярдистов», из его стеклянных дверей, изукрашенных силуэтами обнаженных девиц с бильярдными киями, вывалили двое пьяных в стельку парней в форме военно-морского флота США.
«А вот это уже интересно! – мысленно резюмировал Лавров, наблюдая за мычащими что-то невразумительное заморскими морячками. – У поляков же сейчас гостит американский крейсер «Вайоминг». И его экипаж, судя по всему, оттягивается – всяк на свой лад. Черт подери! Просто грешно не воспользоваться таким удачным случаем. А загляну-ка я сюда… Вдруг удастся найти что-то стоящее? Кстати! А не на этом ли кораблике америкосы собираются вывезти из Польши нашего изобретателя? Не за ним ли сюда и прибыл «Вайоминг»?..»
Обойдя американцев, что-то малоразборчиво обсуждающих – Андрей только и смог уловить нечто наподобие «Ду ю респект ми?..» (Ты меня уважаешь?), столь же шаткой походкой он вошел в вестибюль клуба. Двое двухметровых верзил-охранников тут же подозрительно воззрились на его дорожную сумку. По их жестикуляции и интонации он понял, что паны-секьюрити просят предъявить им ее содержимое.
– Битте! Ихь хабе алль ди штрасе штуф… (Пожалуйста! Тут у меня всякое дорожное барахло…) – заплетающимся языком сказал Лавров по-немецки, небрежно бросая сумку на стол у турникета. – Кстати, это, случайно, не Гамбург?
Ошарашенно переглянувшись, охранники на ломаном немецком пояснили перебравшему тевтону (а кем еще он мог быть, этот чокнутый, если не немцем?), что находится герр-чудила не у себя, в своей пиво-сосисочной фрицляндии, а в великой Польше. Ферштеен, блин?..
– О, йа, йа… – закивав в ответ, Андрей сдал сумку в небольшую камеру хранения при гардеробе и проследовал в зал, из которого вырывались звуки множества голосов и буханье какой-то отвязной музыки.