– Подождите, – истерично прошептал Окунев.
– Чего ждать? Мы еще не обедали сегодня. Из-за таких козлов катар желудка себе зарабатываешь! Ну, где они?
– Я потороплю их, – сказала Лиза. – Вообще, вы тут занимайтесь, я потом приду, через полчасика, когда он созреет для разговора.
– Подождите, не уходите, я все расскажу, – вдруг раскололся Саша.
– Руки назад, – бросил под ноги Окуневу клеенку Ребров.
– Я же согласился все рассказать! – запаниковал Окунев.
Ребров защелкнул на заведенных назад руках Окунева наручники, подмигнул Лизе – теперь, мол, он беспомощен и, толкнув дверь, вышел в коридор.
– Пойду, приведу наших друзей.
– Не надо! – визгливо попросил Окунев.
– Хорошо, – спокойным голосом произнесла Лиза, оставшись наедине с задержанным, и включила диктофон. – Гражданин Окунев, расскажите, кто убил Зию Нуретову? Вы?
– Нет.
– А кто?
– Гордей.
Это была победа! Окунев назвал имя, его слова зафиксировал диктофон. Даже если он вдруг опомнится и прямо сейчас заткнет себе рот, все равно он раскололся, сдал подельника, и за это ему смерть от своих собратьев. Учитывая его слабость и вшивость, теперь можно тянуть и тянуть сведения.
– Кто приказал?
– Ондатр.
– Вы не клички называйте, а нормальные человеческие имена.
– Приказал Суев Юрий Павлович, по кличке Ондатр, он преступный авторитет, неоднократно судимый, – говорил монотонным голосом Окунев и с каждым словом наполнялся еще большим ужасом от своего предательства. Но страх перед надвигающимися пытками был сильнее, и он продолжал, боясь остановиться: – У него загородный дом. Он контролирует организованную преступную группировку. Количество членов в группе не знаю, но помогают Ондатру, то есть Суеву, Гордей, Агей, Кудым, Савелий и Паша – фамилии и отчества не знаю. Все уголовники. Я занимался легальным бизнесом – Ондатр давал мне деньги, я проводил через счета нескольких зарегистрированных фирм эти суммы, как оплату взаимных услуг.
– То есть отмывали деньги.
– Да. Чистые деньги официально, в качестве дивидендов, переводились на личные счета Ондатра и тех людей, которых он указывал. В этот раз Суев велел разыграть одного старика – Егорова Андрея Андреевича, писателя. Его сейчас не печатают и дела у него в глубоком ауте. Даже начал эротику сочинять, лишь бы какие-то деньги получить… Я представился Егорову как издатель Семенов и согласился «издать» его книги, но он должен был пообщаться со спонсором – Суевым. Я их свел – Суева и Егорова. Суев пригласил Егорова на пикник. На пикнике, напоив Егорова, ему подсунули Зию Нуретову, и все снималось на видео– и фотопленку.
– Нуретову принудили силой заниматься сексом с Егоровым?
– Нет. Ей заплатили деньги.
– Она была девственницей?
– Да.
– А по нашим сведениям, она проститутка.
– Когда акт был заснят, – продолжал Окунев, – я усадил обнаженную Нуретову в машину.
– Вашу машину, которая у нас во дворе?
– Да. Она, правда, не моя, а Суева, но записана на меня. В машине Зия оделась. Я хотел отвезти ее обратно в город, как было мне велено с самого начала.
– Кем?
– Суевым. Но тут в машину сел еще Гордей. Он сказал, что и ему нужно в город. Недалеко от трассы, уже на выезде из лесополосы, Гордей попросил остановить машину, а Нуретовой предложил отдаться ему. Она сказала, что у нее все болит после писателя, но он дал ей пятьдесят евро, и она согласилась. Они вышли из машины, отошли чуть подальше. Она сняла с себя платье, оперлась о дерево, и тут Гордей дважды ударил ее ножом в бок. У него нож был спрятан за поясом, а рубаха навыпуск. Он крикнул мне, чтобы я вышел из машины и помог ему прикопать труп. Так велел Ондатр. Сделав все, мы вернулись на поляну, где проходил пикник. Суев сказал, чтобы я три дня не появлялся в городе, и дал три тысячи долларов. Я жил это время в Петраковске, в частной гостинице.
– Почему не сообщили в милицию об убийстве?
– Боялся. Меня бы убили. Меня и сейчас убьют… за все, что я сказал.
– Лучше умереть, чем жить козлом. Офис вашего «издательства» кто ликвидировал?
– Все сделали люди Суева, пока я прятался в Петраковске.
– Хорошо. – Лиза выключила диктофон. – Теперь, гражданин Окунев, вас отведут в камеру на часок, а потом мы продолжим. Вы сдадите мне Ондатра полностью, во всех нюансах и деталях.
Окунев, расслабленно вздохнув, свесил голову и расплакался.
– Шеф, друг раскололся, – радостно сообщил Ребров, позвонив Геннадию.
– Чей друг? Говори яснее.
– Одоева просила передать тебе: «Друг раскололся».
– Вы задержали Семенова?
– Настоящая его фамилия – Окунев. Ну и фрукт… Но он все рассказал.
– Молодцы! Просто молодцы! Я сейчас приеду.
Когда Геннадий приехал в управление, он так и не успел расспросить ни о чем Одоеву и Реброва – Лиза неслась по лестнице вниз, следом за ней спешили Ребров и бледный Коля Урюпин.
– Гена, Каузина покончила с собой! – на бегу выпалила Лиза.
– Как? – не понял Геннадий.
– Вены вскрыла в ванной. Поехали. Только что позвонили из райотдела милиции.
Геннадий посмотрел на страшное, с трясущимися губами лицо Урюпина.
– Коля…
– А-а, – отмахнулся тот, отворачиваясь.
Помчались на двух «уазиках». Геннадий ехал с Одоевой и Ребровым.
– Как ее обнаружили?
– Вода перелилась через край, и соседей затопило… Они и сообщили.
Такого Геннадий не ожидал. Дура! Вот дура набитая! И себя погубила, и его – Ондатр, узнав о самоубийстве, все поймет и выставит видеозаписи с участием отца на всеобщее обозрение. А это – настоящий крах! Что бы там ни рассказывал Окунев, ни он, ни отец такого сильнейшего удара не выдержат. Его уволят из милиции с «волчьим билетом», а отца уже точно никогда не будут печатать. Позорище на весь город!
«Уазики» затормозили перед подъездом. Здесь уже стоял микроавтобус «Скорой помощи». Раньше всех в подъезд нетерпеливо побежал Урюпин – оно и понятно, Колька ее очень любил, эту воровскую шлюху в милицейских погонах. Входя в квартиру, видя ссутулившегося Урюпина, Геннадий только сейчас проникся к погибшей Каузиной жестокой ненавистью. Дрянь! Беспринципная и слабая, такого парня заставила страдать… Самый легкий выход – сбежать из жизни. А ты поборись, выстрадай и победи – тогда тебе уважение и любовь. Каких-то бандюков испугалась… Он все равно повяжет Ондатра и его сявок, по-любому они не уйдут. Дура, дура набитая… Не имеет права человек сам себя лишать жизни – люди такого не прощают, а Бог – тем более. Страдай, борись, мучайся, и будешь победителем в жизни!