– Он убил Нуретову? – толкнул ногой труп Крошин.
– Он. Есть свидетель.
– Громкое дело.
– Много грязи в нем.
– Его ведет Егоров.
– Мы поменялись. Он мне дело Нуретовой, я ему – десять бытовух.
– Здóрово… Так что с трупом? Ты будешь звонить или я?
– Звони Шматову – они не успели далеко уехать.
Крошин остался ждать свою группу, а Лиза, выбравшись из заброшенного района, на автобусе поехала в управление.
Вручив сумку с газетами экспертам (поколдуйте!), она прошла в кабинет Егорова. Ребров с довольным видом подшивал дело Окунева. Лиза села за стол Каузиной, устало вздохнула и, берясь за телефон, велела Реброву:
– Севастьян, извлеки из шкафа дело Игошина.
– Тебе шеф разрешил?
– Выполняй. Что-то сильно усердствуешь перед Егоровым…
Она набрала домашний номер Геннадия.
– Слушаю. – Голос Егорова был настолько бесцветным, что даже противно стало.
– Это я.
– И что?
– Фу, Егоров, какой ты слизняк! Я тут работаю…
– А я? Я тоже помогаю! – подал голос Ребров.
– Тш-ш! – шикнула на него Лиза. – Умри… Алло, Геннадий! Есть крепкая зацепка. Приезжай.
– Ладно, приеду.
– Правду говорю. А чтобы ты поторопился, добавлю: мы нашли сумку, которую спрятал Самойлов.
– Точно? Тогда лечу! – В голосе Егорова наконец проблеснули нотки азарта.
Лиза с удовлетворением опустила трубку на аппарат. А то скис, бросил бороться… Нет, дорогой товарищ Егоров Г.А., мы еще повоюем. Мы еще так вдарим, что от хитрых бандюг только пух и перья полетят!
Известие о найденной сумке заставило Геннадия стряхнуть с себя подавленность. Он умылся, побрился, поцеловал жену на прощание и в приподнятом настроении вышел на улицу. Нет, он не тешил себя иллюзией, что Одоева достигла какого-то четкого результата – если бы в сумке было что-то, она сказала бы сразу, – просто он по натуре был бойцом, и временная хандра вновь сменилась железной решимостью бороться. Только слабаки не борются с судьбой, а лишь ждут ее ударов. Пусть Самсонов и написал на стене, что он позорный фуфел, на самом деле, он не такой.
Взгляд Геннадия тут же уперся в стену гостиницы, испачканную Самсоновым оскорбительной надписью, и эта надпись, не трогавшая вообще-то душу Геннадия, вдруг яростно возмутила его.
Он увидел тронутого, как всегда, легкой меланхолией дворника, который неспешно мел асфальт у кладовых, и позвал его:
– Степан!
Дворник не спешил откликнуться.
– Степа-а-ан!!! – закричал Егоров.
– О-у? – поднял тот наконец голову.
– Это что такое? – указал в сторону надписи Геннадий.
– Что?
– Надпись!
– А-а… – просиял удовлетворенной улыбкой Степан. – Надпись! Да!
– Закрасить надо! – посоветовал Геннадий.
– А краска где?
– Я тебе куплю краску, только замажь эту хрень! – начал заводиться Геннадий.
– Сами и замажьте! Я за двор отвечаю, а не за стены! – вдруг возмутился дворник.
Геннадий не нашелся, что возразить, и, чертыхнувшись, пошел прочь от дома. Какие все самолюбивые! Философ долбаный. Метлой через раз махнуть как следует не может – а туда же, гонорится…
В управление поехал на автобусе. Зайдя в свой кабинет, удивленно воззрился на деловитого Реброва, сидевшего за его столом и писавшего от руки что-то на листе.
– Лиза где?
– Сейчас подойдет. Садись, босс, на свое место.
– Что это ты за моим столом писал? Место себе примериваешь? – попытался пошутить Геннадий.
– Когда-нибудь вы – на повышение, а я – за ваш стол! – в тон ему ответил Ребров, усаживаясь за свой стол.
– Когда-нибудь, – без особого энтузиазма согласился Геннадий.
– Слышали новость?
– Какую?
– Отдел внутренней безопасности сегодня следователя Ступина повязал.
– Как это? – удивился Егоров.
– Очень просто, при получении взятки.
– Он взятки брал?
– Поймали же…
– С ума сойти. А за что ему пытались дать? У него важных-то дел и не было, чтобы кто-то из крутых проходил.
– Он вел дело того мальчика, спортсмена – помните, мы все тот случай обсуждали? Семнадцатилетний паренек, начал делать успехи в спорте, не знаю, по какому он там спорту спортсмен, его восторженный тренер, в виде поощрения, чтобы показать свое самое лучшее расположение, взял его с собой отдохнуть на дачу – покупаться, позагорать, обсудить планы тренировок… Они выпили как следует. Паренек, естественно, ушел в алкогольный отруб, а когда очнулся, с ужасом обнаружил, что лежит совершенно обнаженный, а любимый тренер забавляется с его… ну, в общем… Паренек взбесился, вскочил и забил тренера насмерть. Во всяком случае, это версия паренька, а как там на самом деле было, неизвестно.
– Помню это дело.
– Так вот, мать паренька все подкатывала да подкатывала к Ступину, чтобы он что-нибудь сделал для ее сына…
– А что тут сделаешь? Убил ведь.
– Можно обернуть в несчастный случай – мол, подрались, а тот оступился, неудачно упал, виском ударился… Есть же нюансы, Геннадий Андреевич…
– Согласен. От нюансов зависит срок отсидки.
– Вот, она все надоедала Ступину, а тот и попросил денег. Может, у него какие-то обстоятельства сложились или жадность взыграла… в общем, назвал он сумму мзды. Радостная мамаша кинулась по месту своей работы – она частный предприниматель, на рынке хламом китайским торгует, – кинула клич среди соратников-торгашей: выручайте, взятку за сына надо следаку отвалить. Торговцы быстро скинулись, собрали требуемую сумму, и мамаша понеслась вручать мзду. А кто-то из торгашей (у них же там на рынке свои разборки, интриги, зависть) оперативно отзвонился в отдел внутренней безопасности – мол, следователю Ступину сейчас мать подследственного будет взятку давать. Эти архары тут как тут – хап обоих при передаче денег!
– Да-а… – протянул Геннадий. Ондатр ему тоже собирался деньги свои нечистые всучить, а результат вон какой – отдел внутренней безопасности, и наручники на запястьях!
– Ужасная картина получается, – продолжал Ребров.
– Ты это о чем? – посмотрел на него Геннадий.
– Об этой семье. Мать одна сына растила, спортсменом его сделала, чтобы кусок ему в жизни посытнее достался, а кто-то там, наверху, который выше облаков, щелк, рубильник свой переключил, и семья угроблена. Сын и мать будут зону топтать. Сын – за убийство, мать – за дачу взятки. В одночасье погибли люди…