«Мужчина, которого ты любишь, умирает».
Но именно это и лишало Джесс способности мыслить здраво. Именно это разрывало ее на части, наполняя гневом и страхом, потому что она не знала, как справиться с угрозой, надвигавшейся на ее жизнь.
— Цезарио солгал, чтобы защитить тебя! И он, видимо, знал, что делал. Потому что ты сидишь сейчас здесь и пользы от тебя никакой! — сокрушалась Шарон. — Где твои мозги, Джесс? Он не хотел, чтобы ты осталась с ним только потому, что ты его жена. Он знал: на это ты не подписывалась. Возможно, он думал, у него будет больше времени, но твоя жалость ему не нужна. Вот поэтому он и предложил разъехаться! Чтобы ты была свободна и могла делать все, что захочешь.
Джесс растерянно моргнула:
— Все… что захочу?
— Неделю назад ты была с Цезарио в Италии, и вы были счастливы, верно?
— Да. Но…
— Никаких но! Цезарио не мог так измениться за несколько дней. Он просто не хочет превращать тебя в сиделку.
— Ты действительно думаешь… Он пытался меня защитить? Не отделаться от меня?
— Думаю, именно поэтому он тебе и лгал. Ну и конечно, он хотел выглядеть сильным перед тобой.
Джесс уставилась на носки своих туфель.
— Господи… я просто не представляю, как я могу его потерять… — едва выговорила она.
— Ну, тогда не сдавайся! Судя по всему, он уже сдался. Может, еще есть надежда. Скажи ему, что он должен согласиться на лечение — ради тебя и ради ребенка. Вдруг ему повезет?
Джесс ухватилась за эту мысль, как за спасательный круг:
— Я была глупа, слепа и думала только о себе…
— Детка, ты была в шоке! Но теперь у тебя есть время подумать. За все, что есть в жизни стоящего, приходится бороться.
— Я поеду обратно в Лондон…
— Завтра, — твердо сказала Шарон. — Ты устала, и тебе нужно выспаться. Теперь ты обязана думать не только о себе, но и о ребенке.
* * *
На следующее утро у Джесс было несколько плановых операций, и только после обеда нашлось время подумать.
Желание быть рядом с Цезарио, боязнь потерять его наполняли ее страхом перед будущим, но в то же время укрепляли в решении действовать.
Она подъехала к воротам, окидывая взглядом старое величавое здание, которое теперь было ее домом, и нахмурилась, заметив у входа два фургона.
Еще более неприятный сюрприз ожидал Джесс, когда она вошла внутрь. Весь холл был заставлен коробками. Сквозь открытую анфиладу дверей она увидела людей в офисе Цезарио. Они вынимали все из шкафов и паковали в коробки.
Джесс почувствовала тошноту. Он уезжал!
Через минуту появился Цезарио, как всегда элегантный в своем деловом сером костюме, и лишь отсутствие галстука вносило в облик неформальную ноту.
Джесс почувствовала, как у нее гулко забилось сердце.
— Извини… Все вышло не так, как я планировал. Я хотел уехать до твоего прихода, — признался он.
— Ну, это бы тебя не спасло, — сказала Джесс. — Я бы поехала в Лондон и разбила лагерь у твоих дверей.
Цезарио удивленно поднял брови:
— Не понял?..
— Я хочу быть с тобой. Мне нужно быть с тобой. И это твоя вина. Ты сам меня в это втянул.
— Давай поговорим в гостиной, — вздохнул Цезарио, опуская глаза.
— Ничто не может изменить моего решения, — предупредила Джесс, когда он закрыл за ними дверь.
— Ты слишком эмоционально ко всему относишься, а это неверный подход.
— Может, неверный для тебя, но не для меня!
— Ты смотришь на меня, как на своих собак, — глазами полными сочувствия и желания помочь. Но мне это не нужно. Я просто не могу так жить.
— А я не могу оставить тебя одного с твоими проблемами. Так что, похоже, мы оказались в тупике, — заявила Джесс, чувствуя, как в Цезарио начинает закипать раздражение. Она вела себя не так, как он предполагал. — Значит, мы должны решить основной вопрос.
Его черная бровь поднялась.
— Это какой же?
— Тебе нужно пройти лечение, от которого ты отказался.
— Нет! — Его ответ был мгновенным.
Но Джесс была к этому готова.
— Хватит думать о себе! Подумай о ребенке, которого ты решил привести в этот мир. Если есть хоть малейший шанс на жизнь, ты должен его использовать!
— Слова-то сильные…
— Чувства тоже сильные! — Она выдержала его взгляд, зная, что сейчас идет борьба за них обоих.
Когда опухоль была только обнаружена, Цезарио принял решение — по ее мнению, неверное.
— А что насчет последствий? Что, если операция окажется неудачной?
Джесс расправила плечи:
— Ну, тогда и будем думать! Мы справимся. Тебе повезло больше, чем многим. Ты можешь позволить себе самое лучшее и передовое, что существует сейчас в медицине.
— Я не могу пойти на риск остаться инвалидом.
— Жизнь — это ценная вещь, Цезарио. Очень ценная, — убежденно начала Джесс, отчаянно желая, чтобы он ее понял. — Нашему ребенку нужен живой отец, пускай и инвалид. Это лучше, чем если бы у него вообще не было отца.
— Боже мой, зачем мне советы женщины, которая нянчится с трехногой гончей, глухим терьером и с другими несчастными созданиями? Я знаком с твоими либеральными взглядами. Но я не глупое животное, мои потребности более высокие и…
— И ты высоко ценишь свою гордость и желание быть независимым, — закончила за него Джесс. — Но почему ты решил, будто результат операции непременно должен соответствовать самому плохому сценарию? Откуда такой пессимизм? Что случилось с надеждой? У нас скоро будет ребенок. Подумай, как важен для него отец…
Цезарио сжал губы:
— Со мной не стоит это обсуждать. У меня самого был ужасный отец.
— У меня тоже был ужасный отец. Он дал моей матери деньги на аборт, решив этим снять с себя всю ответственность. Зато Роберт Мартин стал для меня прекрасным отцом. И пусть у него нет образования и он не так богат и умен, как мой родной отец, но я его очень люблю. Он всегда находился со мной рядом и всегда был готов меня поддержать. То, что в твоем сердце, значит больше того, что снаружи.
— Тебе повезло…
Джесс горько усмехнулась:
— К сожалению, я этого не ценила, пока адвокат Уильяма Данн-Монтгомери не прислал мне письмо, где советовал держаться подальше от семьи своего влиятельного клиента.
Цезарио удивленно нахмурился:
— Когда это случилось?
— Мне было девятнадцать… Я тогда как раз вышла из больницы и в эмоциональном плане была далеко не в лучшей форме. Мне захотелось побольше узнать о своих корнях. Конечно, я была очень наивна… Уильяма Данн-Монтгомери неприятно удивил мой звонок. Он сразу дал мне понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. — Она поморщилась. — Зато я поняла, как мне повезло с Робертом, который всегда относился ко мне как к любимой дочери.