Королевская опочивальня быстро наполнилась любопытными и корыстными придворными.
Екатерину, герцога Алансонского и Маргариту известили о том, что король принимает.
Все трое пришли порознь, один вслед за другим. Спокойная Екатерина, улыбавшийся герцог Алансонский и подавленная Маргарита..
Екатерина села у изголовья сына, не заметив взгляда, каким он ее встретил.
Герцог Алансонский встал у изножия кровати.
Маргарита оперлась на стол и, посмотрев на бледный лоб, исхудалое лицо и ввалившиеся глаза брата, не могла удержать ни вздоха, ни слез.
Карл, от которого ничто не ускользало, увидел ее слезы, услышал ее вздох и незаметно сделал Маргарите знак головой.
Благодаря этому едва заметному знаку лицо несчастной королевы Наваррской прояснилось – Генрих ничего не успел, а быть может, и не захотел сказать ей.
Она боялась за мужа и трепетала за возлюбленного.
За себя она нисколько не опасалась:, она слишком хорошо знала Ла Моля и была уверена, что может на него положиться.
– Ну как вы себя чувствуете, мой милый сын? – спросила Екатерина.
– Лучше, матушка, лучше.
– А что говорят ваши врачи.?
– Мои врачи? О, это великие ученые! – разразившись хохотом, сказал Карл, – По правде говоря, я получаю величайшее удовольствие, когда слушаю, как они обсуждают мою болезнь. Кормилица! Дай мне попить.
Кормилица принесла Карлу чашку с обычным его питьем.
– Что же они дают вам принимать, сын мой?
– Ах, сударыня, да кто же знает, что они там стряпают? – ответил король и с жадностью проглотил питье.
– Было бы превосходно, – заговорил Франсуа, – если бы брат мог встать и выйти на солнце; охота, которую он так любит, подействовала бы на него как нельзя лучше.
– Да, – подтвердил Карл с усмешкой, разгадать значение которой герцог был бессилен, – только в последний раз она подействовала на меня как нельзя хуже.
Карл произнес эти слова таким странным тоном, что разговор, в котором не принимали участия присутствующие, на этом оборвался. Карл чуть кивнул головой. Придворные поняли, что прием окончен, и вышли один за другим.
Герцог Алансонский сделал движение, чтобы подойти к брату, но какое-то непонятное чувство остановило его. Он поклонился и вышел.
Маргарита схватила исхудавшую руку, которую протягивал ей брат, стиснула ее, поцеловала и тоже ушла.
– Милая Марго! – прошептал Карл.
Одна Екатерина продолжала сидеть у изголовья. Оставшись с ней наедине, Карл отодвинулся к проходу между стеной и кроватью с тем чувством ужаса, которое заставляет нас отступить перед змеей.
У Карла, которому многое объяснили признания Рене и, быть может, еще больше размышления в тишине, не осталось даже такого счастья, как сомнение.
Он отлично знал, отчего он умирает.
И потому, когда Екатерина подошла к его постели и протянула ему руку, такую же холодную, как ее взгляд, он вздрогнул от страха.
– Вы остаетесь, матушка? – спросил он.
– Да, сын мой, – ответила Екатерина, – мне надо поговорить с вами о важных вещах.
– Говорите, – сказал Карл, отодвигаясь еще дальше.
– Государь! – заговорила королева. – Вы утверждали сейчас, что ваши врачи – великие ученые...
– Я и сейчас это утверждаю.
– Но что же они делают с тех пор, как вы заболели?
– По правде говоря, ничего... Но если бы вы слышали, что они говорили... Честное слово, стоит заболеть ради того, чтобы послушать их лекции.
– В таком случае, сын мой, вы позволите мне сказать вам одну вещь?
– Ну конечно! Говорите, матушка.
– Я подозреваю, что все эти великие ученые ничего не понимают в вашей болезни.
– В самом деле?
– Быть может, они и видят следствия, но причина им непонятна.
– Возможно, – сказал Карл, не понимая, к чему клонит мать.
– Таким образом, они лечат симптомы, вместо того чтобы лечить болезнь.
– Клянусь душой, по-моему, вы правы, матушка! – воскликнул изумленный Карл.
– Так вот, сын мой, – продолжала Екатерина, – мое сердце и благо государства не могут вынести, чтобы вы болели так долго, а кроме того, болезнь может в конце концов тяжело повлиять на ваше душевное состояние, – вот почему я собрала самых сведущих ученых.
– В медицинской науке?
– Нет, в науке более глубокой, в науке, которая позволяет проникнуть не Только в тело, но и в Душу.
– Превосходная наука, – заметил Карл. – Почему только этой науке не обучают королей!.. Так, значит, ваши изыскания привели к какому-то результату? – спросил он.
– Да.
– К какому же?
– К тому, какого я ожидала, и сейчас я принесла вам, ваше величество, средство, которое должно исцелить и ваше тело, и ваш дух.
Карл вздрогнул. Он подумал, что мать, находя, что он умирает слишком долго, решила сознательно закончить то, что начала, сама того не зная.
– Где же оно, это самое средство? – спросил Карл, приподнявшись на локте и глядя на мать.
– Оно в самой болезни, – ответила Екатерина.
– В чем же заключается болезнь?
– Выслушайте меня, сын мой, – сказала Екатерина. – Вы когда-нибудь слышали о том, что бывают тайные враги, месть которых убивает жертву на расстоянии?
– Железом или ядом? – спросил Карл, ни на секунду не спуская глаз с бесстрастного лица матери.
– Нет, средствами, не менее надежными и не менее страшными.
– Объяснитесь!
– Верите ли вы, сын мой, в действие кабалистики и магии? – спросила флорентийка.
Карл сдержал недоверчивую, презрительную улыбку.
– Твердо верю, – ответил он.
– Так вот, это и есть источник ваших страданий, – поспешно произнесла Екатерина. – Некий враг вашего величества, не смея покуситься на вас прямо, замыслил погубить вас тайно. Против особы вашего величества он направил заговор, тем более страшный, что у него не было сообщников, и потому таинственные нити этого заговора до сих пор оставались неуловимыми.
– Честное слово, так оно и есть! – ответил Карл, возмущенный этой хитроумной ложью.
– А вы поищите получше, сын мой, – сказала Екатерина, – вспомните некоторые попытки к бегству, которое должно было обеспечить безнаказанность убийце.
– Убийце? – воскликнул Карл. – Вы говорите – убийце? Стало быть, меня пытались убить, матушка?