– Вы оспариваете приказ его высокографского сиятельства Александра Ивановича? Может, мне вас безотлагательно взять за караул и крикнуть «Слово и дело»? Потому как неисполнение прямого приказа есть нарушение артикулов воинских и может караться через расстреляние. У меня надлежащая бумага от Военной коллегии имеется.
Полковник даже побелел. Впрочем, Петенька его понимал: попал бедняга между двумя жерновами, провернутся, от полковника только мелкая мука и останется. И поручик предпочел добить его окончательно:
– Потому и прислан офицер от Тайной канцелярии, а не от Главной канцелярии артиллерии и фортификации, что приказано секретность наивысшую обеспечить. Ежели хоть одно слово наружу просочится, вам, полковник, отвечать придется лично. Граф Петр Иванович в предвидении сражений генеральных приказал армию достаточной артиллерией снабдить и достойными артиллеристами и инженерами наполнить. Как я вижу, ваш полк занимается экзерцициями неустанно, это похвально, и я не премину отметить сие в докладе его светлости. – Полковник слегка порозовел, жизнь к нему возвращалась. – Однако ж я хотел бы лично проследить за учениями ружейными, дабы определить окончательную исправность вашего полка. И тогда я смогу дать надлежащую аттестацию вам перед Военной коллегией, что наверняка послужит к вашей пользе. Но прежде всего представьте мне майора Аллефельда! – снова перешел на командный тон Петенька.
Подобные сцены уже повторялись неоднократно, потому что отправили поручика инспектировать полки дивизии графа Шувалова, а полков тех аж семнадцать штук. Но директиву поручик имел наистрожайшую: самым беспощадным образом очистить дивизию от голштинской швали, чтобы духу ее близко не было, когда начнется перевооружение. Александр Иванович не заблуждался, вряд ли удастся сохранить в полном секрете труды по перевооружению армии, найдутся прусские доброхоты при дворе наследника. Главное было спрятать детали и подробности, чтобы при первой встрече прусская армия получила неприятный сюрприз.
Граф Шувалов потребовал, в самое короткое время войска начали пополняться новыми орудиями – «секретными гаубицами», «близнятами», «вновь инвентованными пушками с овалистым калибером». Кроме того, предписывалось организовать подготовку канониров, не жалея пороха.
Но Петеньку все это волновало не слишком. После отъезда из Петербурга он непрерывно находился в состоянии розово-возвышенном. Дело в том, что, исполняя приказ Александра Ивановича, он повидался с княжной и поднес ей изумрудную брошь, полученную от Демидова. Щечки Даши зарделись, ровно маков цвет, когда она увидела камни, разбрасывающие по комнате зеленые искры. Не колеблясь, она обняла Петеньку за шею и жарко его поцеловала. Конечно, он не стал возражать и ответил не менее пылким поцелуем. Как такое могло случиться и где в это время пребывала строгая английская бонна мисс Энн Дженкинс, спросите вы. Ответ простой: в это время она любезничала с Северьяном, очарованная совершенным зверообразием и силой этого «Russian Muzhik». Поэтому молодым никто не мешал, и они могли целоваться в полное свое удовольствие, которое для миленькой Даши стало приятным открытием. Она и не подозревала, что… Мы скромно умолкаем.
Так вот, поручик Валов продолжал витать в облаках, когда перед ним выросла долговязая фигура и гневно вопросила:
– Was ist das, Herr Porutschik?
Безжалостно опущенный с небес на землю, поручик окрысился:
– Потрудитесь разговаривать по-русски, господин майор. Вы находитесь на службе в армии российской, а не прусской. Потому разговаривать только по-русски!
Голштинец выкатил голубые мутные глаза, раскрыл было рот, но тут вмешался полковник:
– Господин поручик от Тайной канцелярии!
Аллефельд буквально подавился тем, что намеревался заорать, поперхнулся, покраснел и метнул в Петеньку такой взгляд, как словно намеревался испепелить его на месте. Поручик понял, что приобрел еще одного смертельного врага среди голштинцев. Чем дальше – тем больше. Хотя что ему голштинская сволочь? Хоть всех передави, как вшей, армия от того лишь поздоровеет.
– Чего угодно? – хмуро поинтересовался голштинец.
– Имею сугубое предписание генерал-аншефа Шувалова по его дивизии. Незамедлительно откомандировать всех офицеров голштинской службы в распоряжение Военной коллегии.
– Это почему?
– Не могу знать. Приказы генералов поручикам не разъясняются, – с некоторой издевкой ответил Петенька. – Приказ надлежит к немедленному исполнению.
– Будет исполнено, – зловеще пообещал Аллефельд и еще раз неприязненно глянул на поручика.
– А пока, господин поручик, не изволите ли отобедать? – льстиво предложил полковник. – Ружейное учение мы вам покажем завтра в наилучшем виде, равно как и полковой маневр.
Ужин, надо сказать, мало походил на те, к которым Петенька привык в Петербурге. Началось все с полного стакана водки, который пришлось осушить, дабы не уронить чести Тайной канцелярии.
– Прикажете повторить? – вежливо спросил председательствовавший полковник.
– Прикажу подать огурец на закуску, – уже слегка заплетающимся языком ответил Петенька.
Далее все продолжилось в том же незамысловатом духе. Изысканных столичных питий не имелось, зато водка лилась рекой, количеством компенсируя качество. Закуска тоже была самая немудрящая: сало до огурцы. Поручика с дороги развезло довольно быстро, он успел только сказать, чтобы о его людях позаботились.
– Не извольте беспокоиться, все сделаем в лучшем виде! – весело пообещал какой-то майор с шикарными усами. – Накормим, напоим и спать уложим.
Почему-то Петенька даже не усомнился, что обещание будет исполнено. Когда все закончилось, он окончательно уверился, что попал куда-то не туда. Ну не может в комнате быть пять углов, никак не может! Вот если бы семь, счастливое число… Почивать его провожал неведомо кто, аккуратно поддерживая под руки.
В результате наутро поручик проснулся бледно-зеленым и со страшнейшей головной болью, зато хозяева были бодры и веселы. Оценив страдания гостя, они незамедлительно поднесли ему чарку лекарства для поправки здоровья, поэтому измученный организм немедленно воспрянул, Петеньку охватила неукротимая жажда действий, и он сразу потребовал продолжения учений, и любезные хозяева не стали противиться.
Поначалу дело пошло гладко. Командовать взялся тот самый майор с примечательными усами, и получалось у него довольно лихо. Фузеи так и мелькали в руках солдат, радуя слух дружным бряком.
– Слушай! Мушкет к заряду-у! Без темпов: открой полку! Примерно: сыпь порох на полку! Закрой полку! Перенеси мушкет на левую сторону, приклад поставь на землю! Вынь патрон! Примерно: скуси патрон! Клади в дуло! Вынь шонпал, ать, два! Окрачивай к груди! Примерно: набивай мушкет! Вынь шонпал, ать, два… Три-и-и!.. Окорачивай коло груди. Клади в ложу! Подыми мушкет на краул! Взводи курки, кладсь! Прикладывайся не к щеке, а к плечу-ю! Мушкет держи ровно, чуть нагнувся наперед… Стреляй!..
Полковник просто сиял, не каждый полк мог похвастаться такой выучкой. Часто бывало, и Петенька это сам видел, что пуговицы у солдат начищены, фузеи на солнце блестят, но солдаты орудуют ими, ровно вилами на сенокосе. Цепляться к тому, что приказы дают согласно старому артикулу и фузею мушкетом называют, он не стал.