– Что же, граф, я могу быть надежна? – несколько неопределенно спросила великая княгиня.
– Разумеется, – с новой сладчайшей улыбкой заверил Шувалов. – Вот представьте себе, меня почему-то беспокоит один слух.
– Слух? – переспросила Екатерина.
– Неприятный и огорчительный слух, ваше высочество.
– Какой же? Я не любопытная и презираю светские сплетни, поэтому, даже услышав что-либо, не придала бы этому значения.
– Ах, ваше высочество, – огорчился Шувалов, – когда бы это были просто светские сплетни, я бы тоже с презрением заткнул уши, но, увы… Эти слухи порочат честь высоких особ. Я по долгу службы должен видеть то, что другие не видят, и слышать то, что другие не слышат.
– Если вы говорите об отношениях моего покойного супруга с графиней Воронцовой, то меня это не интересует совершенно, – высокомерно произнесла Екатерина.
– Нет, ваше высочество, – покачал головой Шувалов, – это как раз та самая светская сплетня, до которых мне нет дела.
– Так что же?
– Ваше высочество, среди офицеров армии бродит слух, что ваш покойный супруг не слишком сильно желал победы российского оружия.
– Но это оскорбление величества! – вскричала Екатерина. – Таковое преступление непрощаемо и карается смертной казнью! Вы уже нашли оскорбителя?
– Нет, ваше высочество, – удрученно произнес Шувалов. – Зато мы нашли цифирные листы, кои его высочество вручил офицерам голштинской службы, состоящим при дворе, в них сведения сугубой секретности, касающиеся до нашей артиллерии.
– Фи, какая ерунда! – наморщила носик Екатерина.
– Нет, выше высочество, не ерунда, потому что каждый такой лист оплачивается кровью сотен наших солдат. Мало того, оные офицеры голштинские на допросе подтвердили, что имели приказ доставить помянутые листы прусским подсылам. А это уже есть прямая измена государственная, которая тоже карается смертью, особливо же в военное время, – сухо заметил Шувалов. – По законам военного времени подсылов вешают позорно.
– Какой ужас! – Екатерина схватилась за щеки. – Это недостойно чести офицерской и дворянской.
– Законы военного времени, – повторил Шувалов. – Они суровы и не знают исключений. Вот видите, куда могут привести слухи и письма, которые сначала кажутся совсем безобидными.
– Но ведь ко мне все это не имеет совершенно никакого отношения? – небрежно поинтересовалась Екатерина.
– Совершенно верно, ваше высочество. Но вот эти слухи, проклятые слухи…
– Опять какие-то слухи… – нервно произнесла великая княгиня.
– Ну мы же не станем верить болтовне досужих кумушек, будто некая высокопоставленная особа, имени которой мы не знаем, питает определенную душевную склонность к некому молодому поляку. Тем более что никаких доказательств этому нет.
Екатерина залилась краской до самых ушей, но кое-как выдавила:
– Но вы сами говорите, что это лишь безосновательные слухи.
– Именно, – кивнул Шувалов. – Вот только письма. Опять цифирные письма. Мы их захватили у мальчишек, которым сейчас прямая дорога на эшафот. Мои люди корпят над письмами, но никак не могут прочитать, слишком мудреную литорею использовали злоумышленники. Мы сумели лишь разобрать, что письма адресованы венскому двору, точнее – канцлеру графу Кауницу. Но кто писал, о чем писал – непонятно.
– Ах, граф, может, вы сможете найти снисхождение в сердце своем к глупым мальчишкам? – спросила великая княгиня. – Может, они и не виноваты вовсе. Мало ли кто мог воспользоваться глупостью и пылкостью молодости?
– Вы проницательны, ваше высочество, – кивнул Шувалов. – Например, вполне естественно будет предположить, что они лишь выполняли поручения некой высокопоставленной особы. Ведь всем прекрасно известно, что канцлер Бестужев поддерживал отношения самые приятельские с графом Кауницем. Вполне вероятно, что мальчишки думали, будто выполняют поручения государственного мужа. Дело за малым – чтобы канцлер Бестужев подтвердил, что сносился тайно с венским двором.
– Канцлер?
– Канцлер. Но что вам до него, ваше высочество. Ежели он виноват, так он ответит.
– Действительно, – облегченно согласилась Екатерина. – Пусть отвечает по закону.
Шувалов сокрушенно покачал головой и с крайне задумчивым видом пробормотал:
– Но письма, письма… Когда бы только к австрийскому канцлеру. Но были и другие. Правда, их, наоборот, не успели доставить в Россию. И тоже хорошо зашифрованные, здесь нам не удалось установить, кому письма адресованы. Хотя мы узнали, кто их писал. Фридрих Прусский. Интересно, кому из своих конфидентов в России мог писать король?
Теперь Екатерина побагровела:
– Граф, прекратите эту игру. Скажите прямо, чего вы хотите?
– Я хочу долгого и благополучного царствования вашему… величеству. И мы, верные ваши слуги, будем денно и нощно служить вам, охранять вас, беречь. Я уверен, что вы станете поистине великой правительницей и Россию под вашим скипетром ожидает золотой век. А письма… Каким-то письмам лучше остаться непрочитанными, не так ли, ваше высочество?
Войны начинают политики, но вести их приходится генералам. Это давно и хорошо известно, хотя дальше их пути расходятся. Если война проиграна, да еще с треском, политики спешат переложить всю вину на генералов, они, дескать, недосмотрели, не увидели, не подумали и вообще неправильно командовали. А то, что это король бросился, как ополоумевшая моська на слона, никому не интересно. Зато, если война выиграна (генералами, между прочим!), политики тут как тут. Они сразу со смаком начинают подводить итоги и делить завоеванное, при этом в упор не замечая генералов.
Вот и сейчас, когда окончательно стало понятно, что Пруссия разгромлена наголову, как засуетились петербургские персоны! Да, конечно, воевать на паркете Зимнего дворца гораздо легче и проще, чем на Зееловских высотах, оттуда гораздо ближе к монаршему уху. И главное, не победить противника, а вовремя и правильно доложить государыне-матушке, благо женщина по слабой своей натуре не склонна читать реляции с полей марсовых, но шепотки будуарные слушает очень даже охотно. Вот потому, едва только стало известно, что имперский сейм собирается рассмотреть итоги войны и принять надлежащие решения, как немедленно вынырнул на поверхность канцлер Бестужев со сворой прихлебателей. Чего уж он там напел Елизавете Петровне, неведомо, только отправила она его в славный город Потсдам, где сейчас квартировала русская армия, для ведения надлежащих переговоров и заключения приличной армисциции. Туда же направлялись представитель Австрии фон Колленбах и Саксонии фон Фрич. Дела английские и французские до России не касались, а потому императрица милостиво разрешила им отдельный договор с Пруссией заключить.
Но Александр Иванович Шувалов недаром командовал Канцелярией тайных и розыскных дел. Все ему было ведомо, все он знал заранее, правильно про него говорили: хитрый змий. А потому он, не щадя коней, сам помчался в Потсдам, дабы предупредить брата Петра Ивановича о сем стеснительном обстоятельстве. Кроме того, Александр Иванович решил, что лучше будет, если он лично возьмет на себя надзор за делегациями как союзников, так и противников. А за ними требовался глаз да глаз! Скажем, Август III Саксонец, союзничек русский. Такой увертливой и скользкой твари свет не видывал! Как курфюрст саксонский он воевал с королем Фридрихом, правда, кончилось это для него, скажем прямо, прескверно. Всю свою армию противнику сдал, после чего она в полном составе встала под прусские знамена. Зато как король польский и великий князь литовский он в этой войне соблюдал сугубый нейтралитет, бывают же такие странные комбинации. И за это у русского командования была на него обида великая, потому что сын его Карл-Христиан, которому по милости императрицы позволили стать герцогом курляндским, чинил армии русской многие препоны. Отказывал полкам в праве прохода по территории Курляндии, не говоря уже о поставках провианта и всяческого иного припаса. Вот потому Александр Иванович и намеревался вскорости посчитаться с королем Августом.