— Еще бы она была мне соперницей, дуся! — язвительно бросила Вика. — Нет, это и вправду хорошо задумано — прикрыться ее именем. Ты молодец, Победоносцев. И главное — благородно до невозможности: поставить в программу нечто, сделанное бывшей женой. И хорошо, и умно. Никаких личных претензий, все строго по-деловому… Дай я тебя поцелую, зайка. Мы далеко пойдем, это точно…
Они смачно поцеловались, думая каждый о своем. Но со стороны это выглядело очень мило.
— А Вешнепольский не вернется? — задал Андрей давно мучивший его вопрос.
— Нет, дуська! — игриво воскликнула Вика. — Ну, ты дурачок, ей-богу! Разве ребята, которые это затевали, совсем больные? Не-ет, дуська, они как раз здоровые. Только тебе еще нужно продумать, что сделать потом с твоей сукой. Ну, после эфира. Она ведь такая… непредсказуемая. Еще пойдет доказывать, что кино не ее…
— О боже! — простонал Андрей, бледнея, это не приходило ему в голову.
— Не переживай! — пропела Вика. — Придумаем что-нибудь!
Александре приснился кошмар. В последнее время они часто ей снились. И все очень похожие друг на друга.
В них Филипп почему-то гнался за ней по залу какого-то заброшенного аэропорта, где она должна была встретиться с Иваном и передать ему огромный мешок из-под сахара с напечатанными на нем японскими иероглифами. Мешок этот мешал ей бежать, она все время хотела его бросить, но знала, что нельзя… Потом в нее целился какой-то киллер с лицом Иисуса Христа и грустными глазами, которые говорили, что ему совсем не хочется ее убивать, но придется. Затем она оказывалась под столом в комнате «Новостей», и мусор из корзины сыпался ей на колени, а в щели между столом и полом она видела лакированные ботинки Андрея. Потом Иван тащил ее в машину, и у нее в руке был зажат тот злосчастный пакет с хлебом, из-за которого она тогда вернулась…
Плача, она села в постели.
За окном, за белой пеной кружевных занавесок, было совсем темно. Филипп не любил толстые портьеры, оставшиеся со времен бабы Клавы, и как-то так получилось, что Александра тоже постепенно от них отвыкла, теперь они редко их закрывали.
— Сколько времени? — спросил проснувшийся Филипп.
— Полшестого, — ответила Александра, перегнувшись через него, чтобы взглянуть на будильник. — Спи. Еще целый час можно спать.
— А ты? — спросил Филипп. — Опять что-нибудь приснилось?
«Еще как, — хотелось сказать Александре, — еще как приснилось…» Но она не могла обсуждать с ним свои проблемы. И теперь дело было даже не в том, что он «чужой человек». Просто это стало опасно. Как ни крути, она ничего о нем не знает, кроме того, что он ведет странную жизнь. А от ее молчания в данном случае зависела безопасность Лады, Маши и ее собственная.
Они теперь почти не виделись. По телефону общались ровно двадцать секунд, сообщая друг другу, что живы и здоровы. Лада с Васяткой опять улетела в дальние края, Александра не вылезала с работы, Маша успешно симулировала какую-то сложную болезнь и жила у тетки.
— Алекс, мне не нравится, что ты совсем перестала спать, — сказал Филипп в темноте. Голос у него был холодный. — Может, ты скажешь мне, в чем дело?
— Ни в чем, — поспешно отозвалась Александра, и он шевельнулся. В мертвенно-бледном свете уличного фонаря она увидела, что он повернулся на бок и подпер голову рукой. Очень смуглый, с длинными волосами — ну просто герой какого-нибудь героического американского сериала.
— Я не должен задавать вопросов, правильно я понимаю? — спросил он вежливо.
— Филипп, мне нечего тебе сказать, — заторопилась Александра, испытывая огромное искушение выложить ему все, разделить с ним ужас перед тем, во что они неожиданно влипли, и понимая, что делать этого нельзя. — Просто у меня очень тяжелая жизнь… Муж бросил, с работы выгнали, потом взяли обратно, но при каких-то странных обстоятельствах. Человек, о котором я делаю фильм, пропал. Я не имею права ошибиться с трактовкой его материалов, потому что, во-первых, он знаменитость, а во-вторых, мой друг… Или наоборот. Во-первых, друг, а во-вторых, знаменитость…
— Ты его сильно любила, что ли? — вдруг перебил он.
— Кого, Ивана? — удивилась Александра.
— Да не Ивана, — с досадой сказал Филипп. — Того. Который бросил.
— Черт его знает, — задумчиво проговорила Александра и вдруг поняла, что это правда. — Не знаю.
— Не знаешь? — переспросил Филипп.
— Когда выходила замуж, то была уверена, что люблю, — начала она медленно, как бы оценивая со стороны правдивость своих слов. — Бабушка умерла, мне было очень одиноко, я, как всегда, едва сводила концы с концами… Это ведь только кажется, что у нас приличные деньги платят, а на самом деле, как у всех: задерживают, дают меньше, чем ожидаешь, и так далее… Он был умный, перспективный, свой. Почему бы и нет? Но с ним было трудно. Как-то сразу очень трудно. Он моментально перестал меня замечать. Мы с ним жили, как… с тобой. Ой, прости…
— Все в порядке, — заверил Филипп.
— Ему наплевать было на мои дела, а я за него очень болела. Думала, он в программу меня возьмет. В новую. Его раздражало то, что я мало чего добилась. Ему нужно было все сразу: признание, деньги, прайм-тайм, дружба с начальством…
— Так не бывает, — уверенно сказал Филипп. Александра засмеялась.
— Еще как бывает! — воскликнула она. — Теперь у него все это есть.
— Вряд ли, — стоял на своем Филипп. — Это было бы слишком просто. Жизнь была бы слишком простой, — добавил он, подумав.
Александра легла щекой на подушку и прикрыла глаза, чтобы не видеть, как матово поблескивает католический крестик у него на шее. Почему-то ее это очень смущало.
Когда они занимались любовью, крестик свешивался на нее, и она ловила его губами…
— Ты знаешь, — стремясь отделаться от непристойных мыслей, заговорила она, — вчера я опять столкнулась с Викой. Ну, на которой женился Андрей. Она мне все время говорит, что я сука и чтобы я не попадалась ей на пути. Но в последнее время как-то поостыла, без прежнего, так сказать, энтузиазма… Наверное, мы правильно сделали, что поженились.
— Это точно, — загадочно сказал Филипп. — Это ты тонко подметила.
Он давно сдерживался, чтобы не засмеяться, а тут не выдержал. Она так добросовестно отводила от него глаза, так искренне печалилась о каких-то идиотах, не стоящих того, чтобы плюнуть в их сторону, что, даже понимая, как это для нее важно, все-таки рассмеялся.
— Ты что? — с удивлением спросила она.