Как и когда так получилось, что он стал ей нужен, она не знала. Но это была правда, такая очевидная, как то, что солнце давно село и за окнами до самого Северного моря лежала холодная, сверкающая звездами ночь.
Только бы не лез в ее дела. А то придется еще и его спасать…
— Я поеду, — сказал он, расстроенный тем, что она как-то сразу перестала о нем думать, будто его здесь и не было.
До чего же он испугался, когда нашел ее на лестнице. Он был уверен, что опоздал, и чуть не умер, дожидаясь «Скорой», и потом, когда она лежала на диване такая бледная и неживая…
— Ты завтра приедешь? — спросила Александра, с вожделением глядя на телефон.
— Да, — пообещал он, — конечно.
— Только не изображай из себя Джеймса Бонда, — попросила она. — Не лови никаких бандитов. Это простая случайность и вообще… только мое дело.
Он мог бы сказать, что о ее делах ему известно уже давно. После того, как она приехала домой с простреленным рюкзачком. И нападение на лестнице не имело к этим ее делам никакого отношения.
Но, конечно же, он промолчал.
— Этой не слишком утешительной информацией я и заканчиваю сегодняшний выпуск «Новостей», — сказал ведущий, скорбно глядя в камеру. — До свидания, желаю вам хороших выходных.
Прощание вышло неудачное, но в общем и целом программа получилась неплохой. В ней была необходимая динамика, напряжение и правильное соотношение плохих и хороших новостей. Примерно три к одному в пользу плохих.
Оператор сдернул наушники, камера отъехала. На мониторе было видно, что в эфир пошла реклама.
— Всем спасибо, — сказал Андрей, научившийся этой фразе еще у Ивана Вешнепольского.
— Отлично, Андрей Михайлович! — сказала редакторша Юля, молоденькая и хорошенькая, с которой у Андрея намечался роман. Он давно бы уже наметился окончательно, если бы не страх перед Викой. Нужно все хорошенько обдумать, чтобы она — не дай бог! — ничего не заподозрила…
Андрей стирал перед зеркалом сложный многослойный грим, собираясь перед отъездом еще посидеть в баре. В кармане пиджака зазвонил телефон.
— Да, — сказал Андрей, рассматривая в зеркале свою физиономию. Физиономия, с его точки зрения, была хороша — значительная, симпатичная, глаза умные и усталые. Так и должно быть.
Звонил, как это ни странно, тесть.
— Андрюша, — пробасил он, и Андрей моментально подобрался, бросил ватку, которой снимал грим, и закрыл дверь.
— Я, Владимир Георгиевич! — откликнулся он бодрым голосом, которым полагалось разговаривать с тестем. Бодрым и немного усталым.
— Посмотрели твою программу. — Неизвестно почему, тесть всегда называл себя во множественном числе. — Неплохо, неплохо… Шуму многовато. Слышишь, Андрей? Шуму бы поменьше…
Шумом тесть называл музыкальное сопровождение. Оно мешало ему слушать. Будь его воля, он бы вообще убрал музыку из всех телевизионных передач.
— И говоришь очень коротко, — продолжал напутствовать тесть. — Нужно подольше, попонятней. Ведь не только мы, простые люди смотрят. Им нужно разъяснять подробно, обстоятельно.
— Времени мало! — сказал Андрей, как бы ни на что не жалуясь, а, наоборот, посмеиваясь над собой и соглашаясь с тестем. Ему самому понравилась интонация, с которой он это сказал. Очень правильно найденная интонация. Он вообще быстро учился, телевизионный ведущий Андрей Победоносцев.
— Вот про время я и хочу поговорить, — продолжал тесть. — Приезжай вечерком на дачу. Викушку можешь захватить. Она с матерью хоть час побудет, а мы с тобой поговорим…
Что-то случилось, понял Андрей. Что-то, из-за чего его срочно вызывают на ковер.
Что будет? Взбучка, гроза, отставка?.. Нет, он ведь минуту назад хвалил эфир. Или это ничего не значит? Или, наоборот, значит многое?
— Что-то случилось, Владимир Георгиевич? — чуть дрогнувшим голосом спросил Андрей.
— Пока нет, — сказал тесть. — Приезжай, дружок. Вику целуй.
Едва погасла кнопка отбоя, Андрей набрал Викин номер.
— Что случилось? — спросил он отрывисто. — Минуту назад тесть звонил.
Она засмеялась:
— Неужели? Я думала, он домой позвонит… Что сказал?
— Сказал, чтобы вечером приезжали. Хочет поговорить. Чтобы вместе приезжали, — торопливо доложил Андрей.
— Ну, значит, вместе и поедем, — пропела Вика. — Папаньку обижать никак нельзя. Сказано — вместе, значит, поедем вместе.
— Что стряслось-то? — тоскуя, спросил Андрей. Но он уже знал — пока она в таком игривом настроении, выведать ничего не удастся. Это называлось «помучить». «Мне так приятно помучить моего мальчика». Или: «моего гадкого мальчика…» Откуда это? Кажется, из О'Генри. Бывшая жена читала ему что-то такое и хохотала ужасно. Дура.
— Ты опять перепугался, — поняла Вика. — Глупый. Когда ты научишься быть храбрым и сильным, а? Все отлично, просто замечательно. Кстати, Михайлова все-таки сняли. — И она радостно засмеялась. — Ну, Василия Михайлова, любовника нашей Лады, — пояснила она в ответ на тяжелое молчание Андрея. — Через месяцок-другой я и ее уволю. Вот красота-то!
— Красота, — согласился Андрей, хотя ему не было никакого дела до Василия Михайлова.
— Пока, дорогой, — сказала Вика, — дома увидимся. А то мне массаж делают, и телефон мешает…
Тесть почти никогда ему не звонил, соблюдал субординацию. Иногда звонили его секретарши, чтобы передать что-нибудь для Вики, которая в данный момент была недоступна. И теща тоже звонила редко — поддерживала недосягаемый имидж тестя. Зачем же он позвонил сейчас? Что ему понадобилось, интересно? Вряд ли он собирается уволить его из зятьев, пока об этом разговора не было. Тогда что?
Может, он хочет проконтролировать то дело с Глебовым?
Глебов давно и безнадежно был в отставке, сидел тихо, не рыпался, как и предполагала умная, как анаконда, Вика. В последнее время Андрей даже начал о нем подзабывать. Только приятно греющий душу швейцарский счет изредка напоминал ему о том, что Глебов на свободе, а Александра Потапова скорее всего обо всем догадалась. Но проблема его бывшей жены находилась в стадии решения, и тестя это не могло волновать.
Вешнепольский тоже не подавал никаких признаков жизни. Сгинул и сгинул. Непостоянная в привязанностях зрительская аудитория неумолимо и быстро его забывала. Появились новые талантливые ведущие. Андрей Победоносцев, например…