— Ты слишком часто стал поминать черта.
— Жизнь такая.
— Какая?
— Странная. — Он хотел спросить ее о чем-то важном и никак не мог вспомнить, о чем.
— Давай я сниму с тебя штаны, Данилов. Не пугайся, я не буду к тебе приставать.
— Ко мне сейчас хоть приставай, хоть не приставай, — пробормотал он, — толку никакого.
Она стала расстегивать его брюки, и тут он вспомнил, о чем хотел ее спросить.
— Слушай, — сказал он и перехватил ее руки, — ты сказала, что всю жизнь меня… любила, — слово выговорилось с таким трудом, как будто он внезапно заговорил по-китайски, — это… что?
— Что?
— Ты только сейчас придумала?
— Я ничего не придумала, Данилов! — возразила она с досадой и перестала стаскивать с него брюки. — Ты же большой мальчик, а все утешаешься какими-то сказками! Конечно, любила. Я в тебя влюбилась, когда мы в Риге в теннис играли!
Это было пятнадцать лет назад. Почти шестнадцать.
— А по-моему, когда в кафе ходили, — произнес Данилов задумчиво.
— Нет, когда играли. Я на лавочке сидела, а ты ко мне подошел и спросил, почему я не играю, а я ответила, что мне не с кем, а ты сказал, что с тобой…
— А ты сказала, что играешь не слишком хорошо и боишься, что мне с тобой будет неинтересно, а я ответил, что это не имеет значения, — подхватил Данилов.
— А в кафе мы потом пошли, дня через три. Я уже в тебя была влюблена как ненормальная, а ты все таскал за собой свою девицу, и она была такая взрослая, красивая, белые волосы до попы…
— Постой, как же ее звали? — перебил Данилов. Он стоял в своей спальне в кое-как натянутом свитере и без штанов — почти! — и предавался воспоминаниям, и его нисколько это не смущало, а Марта гладила осторожной ладошкой его спину у самого позвоночника, и там, где она гладила, спине становилось горячо и щекотно, и Данилов вдруг подумал, что если бы на спине у него была шерсть, она непременно встала бы дыбом.
— У нее было какое-то странное имя… Ирэна или Карэна… нет, не помню.
— А я так из-за нее страдала, потому что мне было шестнадцать лет, и у меня не было волос до попы, и я была с родителями, и они, когда гуляли, всегда заходили на корт, чтобы посмотреть на меня, и я этого стеснялась ужасно, а папа говорил — дурочка. Ты меня и в кафе повел просто потому, что твоя девица куда-то на экскурсию поехала и ты без нее скучал.
— Неужели? — удивился Данилов. — Не помню.
— Конечно, ты не помнишь, — сказала Марта и неожиданно шлепнула его пониже спины, — еще бы ты помнил! Ты же не был в меня влюблен!
— Не был, — признался Данилов, — никогда.
Все правильно. Она сама это отлично знала. Но он сказал — и все потеряло смысл. Даже то, что она так боролась за них обоих на темной дороге. Одна. Никто не мог помочь.
— Давай все-таки наденем штаны, — предложила она, и он моментально заглянул ей в лицо, чтобы понять, почему у нее так изменился голос, — и пойдем чего-нибудь поедим. Ты покупал еду?
— Нет, — ответил Данилов, — я забыл.
— Мясо, по-моему, еще осталось, — буднично заметила она и присела, стягивая с него брюки, — я сейчас посмотрю. Тебе бы тоже хорошо поесть, пока ты не ослаб совсем.
— Марта, посмотри на меня, пожалуйста.
— Я смотрю.
— Нет, — сказал Данилов и здоровой рукой за волосы потянул ее вверх. Нагнуться он не мог. — Ты смотришь не туда. Ты же обещала не приставать!
— Я стараюсь. Но ты такой сексуальный мужчина, Данилов, особенно без штанов, что я за себя не отвечаю.
— Замолчи, — велел Данилов.
Теперь она сопела рядом, но в глаза не смотрела и старательно делала вид, что ей все равно.
«А нам все равно, а нам все равно, станем мы храбрей и отважней льва!..»
Как стать храбрей и отважней льва? Где взять силы? В книгах об этом не писали, а весь жизненный опыт Андрея Данилова был почерпнут в основном из книг.
Считается, что женщины любят сильных, уверенных в себе, опытных, грубоватых, властных мужчин, в меру романтических, в меру бесшабашных, умеющих кидать к ногам «миллион алых роз» и в то же время держать на коротком поводке.
Ни одно из этих ценных качеств не было свойственно Андрею Данилову.
Никогда в жизни он не был уверен в себе, грубость презирал, в романтике ничего не понимал, театрализованных представлений с демонстрацией страстей терпеть не мог. Сентиментальные штуки выводили его из себя.
Он не знал, получится у него на этот раз или нет. Даже если он очень захочет, ему никогда не измениться и не стать таким, каким должен быть мужчина мечты.
Имеет это значение или нет? Он не знал.
Он не знал даже, справится ли со своим «черным человеком» и что будет с Мартой, если он не справится.
С Мартой и с их общим ребенком, которого они привезли из Ярославля, из жаркой, темной, воробьиной ночи, разорванной всполохами дальней грозы, так и не перешедшей за Волгу, как в сказке.
Вот вам и мужчина мечты.
— Марта, я правда никогда не был в тебя влюблен, — начал он быстро, боясь, что начнет копаться в себе, по своему обыкновению, и тогда сказать совсем ничего не сможет, — я вообще ни в кого не был влюблен. Никогда. Наверное, я как-то не так устроен. Не правильно как-то.
— Это мы уже слышали, — пробормотала Марта с раздражением, — ты не правильно устроен и поэтому всех подвел, особенно мамочку. Ожидалось, что гениев будет два — отец и сын, как мило, — а сын в гении не вышел. Ну а раз не гений, значит, вообще ни на что не годен!
— Марта, ты мне мешаешь.
— Тогда я лучше пойду, — объявила она и не двинулась с места.
Внезапно он забыл, о чем говорил. Марта смотрела с интересом.
— Ты остановился на том, что никогда меня не любил и любить не будешь, — подсказала она и моментально от этого расстроилась, — вообще-то ты можешь не продолжать. Сейчас ты мне предложишь некоторую часть себя и стабильный брак, чтобы ребенок не рос без отца. Я подумаю, Андрей. Ничего, что я не выражаю восторгов?
— Я не могу без тебя жить, — бухнул Данилов мрачно, — а ты несешь сама не знаешь что. Я… подозревал что-то в этом роде уже довольно давно. Ты — главное, что у меня есть. Единственное, что у меня есть, — поправился он, подумав. — Лида как-то сказала мне, что она вышла бы за меня замуж, а мне было все равно. Ну, замуж так замуж. Тогда я в первый раз подумал, что со мной будет, если не станет тебя. Если ты перестанешь приезжать, или звонить, или приставать ко мне со своими экзаменами или с Гариком Сукачевым. В последнее время это стало как-то особенно понятно. Я думал, что мне придется отбить тебя у Петрысика вместе с его ребенком, чтобы оставить тебя себе, или придушить Петрысика, что ли.