— Я тоже.
Ее признание наполнило его безудержным ликованием.
Она хотела его. Так же сильно, как и он ее.
Аристидес не верил своему счастью.
Разве он заслуживал этого?
Она заслуживала. И он положит свою жизнь на то, чтобы она ни на секунду не разочаровалась, что выбрала его.
На этот раз Арис опустился перед ней на колени, испытывая неимоверное облегчение, и еще раз протянул ей коробочку с кольцом:
— Ты пощадишь меня?
Ее глаза засветились от счастья, и она в ответ протянула ему свою руку, чтобы он сам надел ей кольцо на палец.
Дрожащей рукой он проделал то, что от него требовалось, и, притянув Селену к себе, сжал ее в своих объятиях.
— Подумать только, ты ошибочно приняла мою сдержанность за безразличие, когда я полагал, что этим только накапливаю предвкушение.
— О да, — тихо рассмеялась Селена. — Ты в этом преуспел. Ты почти убиваешь меня своей привычкой доводить все до совершенства. Теперь ты пощадишь меня?
Аристидес взял за руки свою богиню Луны, женщину, сотканную из волшебства и лунного света. Женщину, которая принадлежала ему и для которой он был создан. Он покрыл ее лицо поцелуями.
— Селена, ты согласна? Согласна прожить со мной всю свою жизнь? — Она кивнула, ее губы жадно искали его поцелуя. — Согласна на все, что я захочу делать с тобой сейчас и потом?
На этот раз, когда она кивнула, из ее груди вырвался приглушенный стон желания и покорности.
Его тело взорвалось от всепоглощающего желания. Аристидес хотел, чтобы она издавала этот звук опять и опять, чтобы она кричала и всхлипывала в исступлении, когда он опустошит ее, поглотит ее, а потом сам растворится в ней.
Он еще теснее прижал ее к себе, теряя остатки контроля, когда она прильнула к нему, предлагая ему всю себя без остатка.
— Селена, скажи, что ты моя.
— Арис, я твоя… твоя.
Вот оно. То, для чего он жил, сам того не зная. Его величайший триумф. Единственный, который чего-то стоил. Который стоил всего.
— Да, Селена. Ты моя. — Арис страстно прильнул к ее губам, наслаждаясь их сладостью. Он застонал от того, с какой готовностью она отвечала на его ласки. — Пожалуйста, Селена, повтори, что ты моя, чтобы я поверил, что так и есть на самом деле.
Селена повторяла эти слова снова и снова, пока Аристидес, подхватив ее на руки, нес к белоснежному шатру.
Он положил ее на широкую кровать, которая находилась внутри, застланная шелковыми простынями, потом стянул с нее платье небесно-голубого цвета, оттягивая эластичную ткань своими губами, языком и зубами, лаская ее упругую грудь и набухшие от желания соски. Его прикосновения, то легкие, то жадные, заставляли ее изгибаться и стонать от мучительной страсти, снедающей ее тело.
Их возбуждение почти достигло своего пика. Но он хотел, чтобы их первая за такой длительный период времени близость, которая скрепит их взаимные клятвы и станет началом новых взаимоотношений, подарила ей абсолютное блаженство. Он знал, что никогда не получит удовольствия, если прежде не удовлетворит ее.
Сняв с нее одежду, он приподнялся и залюбовался своей богиней.
Арис видел это тело раньше, до появления на свет Алекса, и потом в соблазнительном закрытом купальнике. И это заставило его подумать, что он знает о ней все.
Но он ошибался. Его воспоминания и наблюдения тускнели перед представшей перед ним красотой. Это была она. Его женщина. Безупречное тело которой отвечало его утонченному вкусу. И она желала его так же страстно, как он желал ее.
— Agape mou, ты стала еще более красивой, — благоговейно заметил он. — Еще более потрясающая.
Она с мольбой протянула к нему руки, и он подхватил ее и прижал к себе:
— Сейчас, Селена, сейчас, моя дорогая.
— Возьми меня, делай со мной все, что хочешь. Арис, я хочу тебя, — сгорала от желания Селена.
— Селена, любовь моя. Тебе больше никогда не придется сдерживать свои чувства.
Арис склонился над ней и начал ласкать ее упругие округлые груди, набухшие от возбуждения. Он проводил горячим языком по ее соскам, доводя ее до исступления. Его рука скользнула вниз и сжала шелковистый холм внизу ее живота.
Здесь они слились в одно целое, здесь он вторгнулся в нее, и здесь она пленила его. Здесь она приняла его семя и, добавив своей живительной эссенции, подарила жизнь их ребенку, который стал смыслом всей его жизни.
Арис еще крепче сжал свою ладонь:
— Вот мой дом, любовь моя. Мой настоящий дом.
— Арис, — простонала она. — Да, любимый мой, да… возвращайся домой.
Его пальцы проникли в нее, еще сильнее возбуждая ее плоть.
— Я хочу тебя, — задыхалась Селена. — Арис, пожалуйста…
— Позволь мне прежде доставить удовольствие тебе. Потому что мое вторжение будет не таким нежным.
Аристидес еще глубже проник в нее и большим пальцем нажал на ее спусковой крючок. Едва он прикоснулся к нему, как Селена закричала от наслаждения, замерла и обмякла в его объятиях.
Арис снова принялся ласкать ее атласную сердцевину, вызывая новую волну возбуждения. Он ласкал ее груди, с жадностью припадая к соскам, покусывая их, проводя по ним своим горячим языком, пока не почувствовал, как снова напряглась ее плоть вокруг его пальцев и как прерывисто задышала Селена. Тогда Аристидес раздвинул ее потаенные губы и медленно провел по ним языком, и дикий зверь внутри него обезумел от ее запаха и вкуса, который остался у него на губах.
Селена попыталась сжать бедра и умоляюще посмотрела на него:
— Арис, пожалуйста, я хочу тебя…
— Потерпи, любовь моя. Я хочу насытиться тобой. Я изголодался по тебе.
Аристидес снова встал перед ней на колени. Сжав зубы, он закинул ее гладкие и шелковистые ноги себе на плечи и обхватил руками ее упругие ягодицы.
Он потерся лицом о внутреннюю сторону ее бедер.
— Я хочу, чтобы ты смотрела, как я доставляю тебе удовольствие, завладеваю всеми твоими секретами.
Селена изогнулась, с трудом приподнялась на локтях и раскрылась навстречу его жарким губам.
Он жадно прильнул к ее сердцевине. Селена металась от прикосновения его языка, от его настойчивых ласк. Затем она закричала от наслаждения, и ее тело забилось в экстазе.
Аристидес посмотрел ей в глаза.
Вот это была настоящая близость и полнота.
Аристидес потерся губами о ее губы, чувствуя, как она задрожала от прикосновения его возбужденной плоти.
Так же было тогда, в тот незабываемый уик-энд, почти два года назад. Она не могла насытиться им, а он не мог насытиться ею.