А потом это огромное надавило ей на плечи, из-за чего ноги у Светы разъехались, как у куклы, и она села в проходе. Наклонилось к ней и прошептало знакомым голосом:
– Тихо. Ни звука.
Света захлебнулась возмущением. Но сказать ничего не успела, потому что Виктор Стрельников гневно крикнул:
– Коля, какого хрена?!
– Виктор Васильевич, айн момент! – заорали сверху.
Громко щелкнуло, дрогнуло, и театр залило светом. Испугавшись, Коля включил подсветку не только сцены, но и зала.
– Зрителей выключи! – рявкнул Виктор. – Черт, Коля, что с тобой сегодня?!
Зал снова погрузился в спасительный полумрак. Света сразу же ощупала камеру, висевшую на груди. И только убедившись, что с ней все в порядке, набросилась на Дрозда:
– Ты что, с ума сошел? Я чуть не умерла от страха!
– Лучше от страха, чем от пули, – хладнокровно возразил Дрозд.
Его спокойствие окончательно вывело ее из себя.
– Какой еще пули?! Ты меня волочил как… как… как дохлую лису!
Дрозд помолчал секунду, а потом авторитетно заявил:
– Дохлых лис волочат не так.
– Тишина в зале! – прикрикнул Стрельников. – Сейчас выведу посторонних!
Света резко выпрямилась, чувствуя мерзкую слабость в ногах. Она не успела как следует испугаться. Но сейчас организм, накопивший запасы страха, собирался выплеснуть его наружу, и подбирал для этого подходящий способ.
– Мы репетируем сегодня или нет? – набросился на них Виктор. – Аня, начинай. С того места, где ты говоришь, что не можешь ему поверить.
Стрельникова опустилась на колени перед кроватью.
– Эдгар! Я не могу в это поверить! – воскликнула она, заламывая руки.
Из глаз ее потекли слезы. Перед зрителями стояла убитая горем женщина.
– Диана, умоляю, без трагедий! – поморщился Петр Иванович, преображаясь на глазах. – Согласен, происшествие крайне неприятное. Но постарайся успокоиться. Если нам повезет, мы сможем выгадать из него известную пользу.
Диана ахнула:
– Как ты можешь так говорить?
– Что тебя поразило, дорогая?
– Ты ищешь выгоды? В такую минуту?
– Не вижу, чем эта минута отличается от любой другой. Все они одинаковы: по шестьдесят секунд каждая, тик-так, тик-так.
– Боже мой, да ты низкий, да-да, попросту низкий человек!
– Отчего же? Оттого, что я не разделял твоей любви к нему?
И «Эдгар» пренебрежительно похлопал по кровати с покойником.
– Если бы только это! – всхлипнула Диана. – Но ты ведь никого не любишь! Твоя душа пуста.
– Как ты говоришь? Пуста? – Эдгар расхохотался. – Бог мой, похоже ты и впрямь в это веришь.
– Да, верю! – она с вызовом взглянула на него и отерла слезы. – Живые люди не могут жить без любви! Ты мертвее, чем он, Эдгар.
Диана указала на тело.
– А, любовь! – он презрительно пожал плечами. – Ну конечно, чуть что – так сразу в дело идет любовь. Вы, женщины, машете ею, как дубинкой, в каждом споре. Но ты хоть понимаешь, что это такое, твоя любовь?
– А ты думаешь, что понимаешь!
– Ну, разумеется. Любовь – это универсальный заполнитель жизненной и душевной пустоты. Понятно тебе, Диана? Твое чувство – суть заполнение пустоты. Вдумайся в это! Любовь возникает от беспомощности, от неумения расцветить, раскрасить свою жизнь! Самодостаточным людям не нужна любовь. Они, может, и радуются ей, но не страдают от ее отсутствия.
Женщина поднялась с колен. В глазах плескался ужас, будто она увидела превращение человека в вампира. Серафимович усмехнулся.
– Эдгар! – воскликнула она.
– В чем дело, дорогая? Только не говори, что тебя смущает мой деловой подход. Ты знала, за кого выходила замуж.
…Света смотрела на сцену, забыв обо всем.
Маленький смешной человечек исчез. В лучах софитов стоял делец. Не было больше ни толстенького животика, ни кривых ножек, только сила и власть денег, воплощенные в этом неподходящем теле.
«Эдгар» свысока оглядел зрителей. Острый, циничный взгляд резанул ее, как лезвие.
Первый раз в жизни она своими глазами наблюдала такое невероятное преображение.
«Господи, как он играет!»
– А на первый взгляд колобок колобком, – прошептал за спиной Дрозд.
Диана-Стрельникова отвернулась от «супруга», кусая губы. Простерла руку к лежащему телу и с надрывом произнесла:
– Как ты можешь! Когда он лежит здесь, и тело его еще…
Глаза ее расширились. Анна Васильевна вскрикнула и прижала руку к сердцу.
Света подумала, что это продолжение текста роли, но Виктор встревожился:
– Что такое? Аня, что случилось?
Стрельникова хватала воздух и тыкала пальцем в манекен.
Петр Иванович подошел ближе, остальные тоже встали, переглядываясь. На лицах отразилась растерянность.
– Вот будет смешно, если там под маской свежий труп, – тихо заметил Дрозд. – Кстати, приличный папарацци в эту секунду уже запрыгивал бы на сцену. А неприличный и подавно.
Но Света не ощущала себя ни приличным, ни неприличным папарацци. Она вообще в эту секунду предпочла бы находиться как можно дальше от места событий.
К задыхающейся Стрельниковой наконец вернулся голос.
– Кто это сделал? – с ледяной яростью в голосе спросила она и обвела глазами присутствующих.
Под этим взглядом Света чуть не отшатнулась. Судя по тому, что скуластый юноша тоже подался назад, не она одна испугалась Анну Васильевну.
– Кто это сделал? – взвизгнула Стрельникова.
– Черт, да что?!
Виктор одним прыжком заскочил на сцену и перевернул манекен.
Света ожидала увидеть все, что угодно. Она непроизвольно схватила Дрозда за руку и затаила дыхание.
Всеобщее молчание было нарушено негромким звуком. Это скуластый юноша приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть куклу, и хихикнул.
Следом за ним помощник режиссера подошел ближе и усмехнулся.
– Ну что за школьный юмор, – развел руками Стрельников.
Поняв, что не произошло ничего такого, что потом будет сниться ей в кошмарах, Света отпустила Дрозда и вытянула шею, пытаясь рассмотреть, из-за чего возмутилась Стрельникова.
А, увидев, тоже усмехнулась.
Манекен, игравший роль покойника Генри, невозмутимо держал во рту сигарету. Красный кончик тлел, но не дымился, и Света поняла, что сигарета – ненастоящая. Она видела такие в отделах, где продавались шутливые товары: ручки с исчезающими чернилами, взрывающиеся чайные пакетики и чашки с двусмысленными надписями.