— Восстановить спокойствие на Марсовом поле? — переспросил он. — Но там побывал ваш друг Лафайет, побывали трое ваших посланцев, и они подтвердят вам, что на Марсовом поле куда спокойней, чем на Гревской площади.
В этот момент с испуганным видом вбежал капитан одной из рот батальона квартала Бон-Нувель.
— Где господин мэр? — крикнул он.
Бийо посторонился, чтобы капитан увидел Байи.
— Я здесь, — ответил мэр.
— К оружию, господин мэр! К оружию! — закричал капитан. — На Марсовом поле драка. Там собрались пятьдесят тысяч разбойников, и они намерены идти к Национальному собранию.
Едва капитан закончил, тяжелая рука Бийо опустилась ему на плечо.
— Кто сказал это? — спросил фермер.
— Кто сказал? Национальное собрание.
— Национальное собрание лжет! — отрезал Бийо.
— Сударь! — воскликнул капитан, выхватывая саблю.
— Собрание лжет! — повторил Бийо и вырвал саблю у капитана из рук.
— Прекратите, прекратите, господа! — обратился к ним Байи. — Мы сейчас пойдем сами поглядим, как там обстоят дела. Господин Бийо, прошу вас, верните саблю. Если вы имеете влияние на тех, кто прислал вас, возвратитесь к ним и уговорите разойтись.
Бийо швырнул саблю под ноги капитану.
— Разойтись? — переспросил он. — Имейте в виду, право подавать петиции признано за нами законом, и до тех пор, пока закон не отнимет его у нас, никому — ни мэру, ни командующему национальной гвардией — не будет позволено препятствовать гражданам в выражении их пожеланий. Вы на Марсово поле? Мы опередим вас, господин мэр!
Те, кто окружал участников этой сцены, ждали только приказания, слова мэра, чтобы арестовать Бийо, но Байи почувствовал, что этот человек, говорящий с ним столь непреклонно и сурово, является выразителем мнения народа.
Он дал знак пропустить Бийо и делегатов.
Когда те вышли на площадь, то увидели в одном из окон мэрии огромное красное знамя, и порывы ветра, предвестники собиравшейся на небе грозы, трепали его кровавое полотнище.
К несчастью, гроза рассеялась; несколько раз громыхнуло, но дождь не пошел, только стало еще душнее да воздух напитался электричеством.
Когда Бийо и остальные одиннадцать депутатов вернулись на Марсово поле, толпа увеличилась по крайней мере еще на треть.
По самым приблизительным подсчетам, в этой огромной впадине собралось около шестидесяти тысяч человек.
Эти шестьдесят тысяч граждан и гражданок разместились на откосе, а также вокруг Алтаря отечества, на самом помосте и на ступенях.
Пришли Бийо и одиннадцать делегатов. Со всех сторон люди потянулись к ним, окружили, сгрудились вокруг. Освобождены ли двое арестованных? Что велел ответить мэр?
— Двое граждан не освобождены, и мэр ничего не велел ответить; он ответил сам, объявив петиционеров мятежниками.
Мятежники со смехом приняли звание, каким их наградили, и вернулись к своим прогулкам, беседам, занятиям.
Все это время люди продолжали подписывать петицию.
Уже собрали около пяти тысяч подписей, к вечеру надеялись иметь все пятьдесят. Национальное собрание вынуждено будет покориться столь единодушно выраженному мнению.
Тут прибежал запыхавшийся гражданин. Он не только видел, как и делегаты, красное знамя в окне ратуши, но еще был свидетелем, как при известии о выступлении к Марсову полю национальные гвардейцы разразились радостными криками, как они заряжали ружья и как после этого муниципальный чиновник прошел вдоль рядов и что-то шептал командирам.
Затем национальная гвардия, предводительствуемая Байи и муниципалитетом, направилась к Марсову полю.
Этот гражданин бежал бегом, чтобы опередить их и сообщить патриотам зловещую весть.
Однако такое спокойствие, такое согласие, такое братство царили на этом огромном пространстве, освященном прошлогодним праздником федерации, что граждане, действовавшие в соответствии с правом, дарованным им Конституцией, не могли поверить, будто их собрание может для кого-то представлять угрозу.
Они решили, что вестник ошибается.
Продолжался сбор подписей, рядом танцевали и пели.
И вдруг донесся барабанный бой.
Он приближался.
Люди стали встревоженно переглядываться. Смятение началось с откоса: над ним, словно стальные всходы, вдруг засверкали штыки.
Члены различных патриотических обществ стали собираться кучками, совещаться и предложили разойтись.
Но Бийо закричал с помоста Алтаря отечества:
— Братья! Что противозаконного мы делаем? Чего нам бояться? Либо закон о военном положении направлен против нас, либо нет. Но если он не направлен против нас, зачем нам бежать отсюда? А если да, его нам объявят, предупредят, и тогда у нас будет время разойтись.
— Да! Да! — закричали со всех сторон. — Мы действуем в рамках закона!
Подождем объявления! Должно быть троекратное объявление. Остаемся! Остаемся!
И все остались.
В ту же секунду барабанный бой прозвучал уже совсем рядом, и национальная гвардия вступила на Марсово поле через три входа.
Треть национальной гвардии вошла через проход, соседствующий с Военной школой.
Вторая треть-через проход, расположенный чуть ниже.
Еще одна треть — через проход, что расположен напротив Шайо. Этот отряд прошел под красным знаменем по деревянному мосту. В его рядах находился Байи.
Но красное знамя было не слишком велико и потому осталось незамеченным, так что этот отряд привлек ничуть не больше внимания, чем два остальных.
Это то, что видели петиционеры, собравшиеся на Марсовом поле. А что же увидели прибывшие войска?
Огромное поле, по которому прохаживались люди в самом миролюбивом настроении, а в центре его Алтарь отечества, гигантское сооружение на помосте, куда, как мы уже рассказывали, поднимались по четырем гигантским лестницам, по каждой из которых мог пройти целый батальон.
На помосте возвышалась ступенчатая пирамида, на верхней площадке которой находился Алтарь отечества, осененный изящной пальмой.
На каждой ступени сверху донизу сидели люди — столько, сколько могло поместиться.
Это была шумная, оживленная человеческая пирамида.
Национальная гвардия квартала Сен-Клод и Сент-Антуанского предместья, примерно четыре тысячи человек с артиллерией, вошла через проход рядом с южным углом Военной школы.
Она выстроилась перед зданием школы.
Лафайет не особенно доверял людям из предместья, составлявшим демократическое крыло его армии, поэтому он поставил рядом с ними батальон наемной гвардии.